Людмила Перцевая - Испытание на прочность. Сборник рассказов

Лилька убежала, а заведующая гороно придвинула листок бумаги с твердым намерением написать письмо «золотому человеку» с благодарностью за чудесные каникулы сирот из детдома.

«Здравствуйте, дорогой коллега! Когда Лиля придумала эту поездку в Ленинград, никто не верил, что это возможно. Но вы согласились принять детей, взвалить на себя в каникулярное время такие обременительные хлопоты, и смогли лишний раз укрепить у всех у нас веру в человеческую доброту. По сравнению с вашим поступком моя зарплата, отданная детям на поездку, просто ничего не стоит!»

Тут она рассердилась сама на себя, на упоминание этой зарплаты, на меркантильность ноты, так некстати прозвучавшей в этой почти сказочной истории. Да и кому она напишет? Лилька даже номер школы не помнит, в которой вместе с детьми провела пять ночей, говорит, возвращались затемно, табличка прибита высоко…

Ксения Николаевна засмеялась, скомкала листок и бросила его в корзину. Да и что ее письмо «золотому человеку», разве он не видел своими глазами этих путешественников? Мою дорогую, сумасшедшую авантюристку Лильку?!

Она перед самым отъездом написала заявление в прокуратуру о том, что в детдоме орудуют воришки, обирают детей почем зря. Завертелось расследование. Наверное, даже не подумала, что и любимой учительнице, нынешней заведующей гороно, попадет по первое число! Но это уже совсем не сказочная история.

Начальник железнодорожной станции Виктор Петрович овдовел. Похороны, поминки, девятый день прошли в хлопотах и воплях Надиной родни. И лишь к сороковинам он вроде как опомнился и осознал всю громадность своего горя. Дом за эти дни посуровел, и дело даже не в том, что по-прежнему на зеркалах болтались черные тряпки, никто не делал уборку и не раскрывал штор. Просто дети вели себя не как при Наде – не шалили, не ссорились, и даже разговаривали тихо, потерянно. Как будто черная беда всех накрыла и придавила к земле.

Еще сколько-то вдовец сидел, замкнувшись, обдумывая, как вытащить свое пришибленное семейство к жизни и, наконец, отправился на работу. Полдня прошли в суете, как всегда накопилось дел! А ближе к вечеру отправился Виктор Петрович в будочку стрелочниц. Поговорил с дежурившей молодой женщиной, хмурясь от ее жалостливых взглядов, и неожиданно спросил:

– Пойдешь за меня, Катерина? У меня – четверо… Но тебя не обижу.

Катя, помолчав минуту, сказала:

– Да ведь и я с дитём… Дочка у меня.

– Знаю. Все мы тут на виду. Ну, и как решаешь?..

Так она пришла в дом, хлопотливая, безотказная. Против Нади – не такая красавица, не шибко грамотная, но с детьми сошлась быстро. Может, как раз потому, что не было в ней заискивания, попыток строить из себя хозяйку или мать. – Одна беспредельная доброта, понимание детского горя… Мужа, робея, по-прежнему звала Виктором Петровичем, откликаясь на каждое приветливое и доброе слово смущенной светлой улыбкой. Но…сама себе не призналась бы, что из бабского сострадания сразу прониклась к нему ласковой и безоговорочной любовью.

Он же был доволен, что угадал в ней отзывчивое сердце. Конечно, обоим было не до ухаживаний: хлопот – полон рот, успевай, поворачивайся! Но совместная жизнь делает свое дело. Постепенно и он оттаял, после работы спешил домой, даже начал пошучивать, затеял какие-то пристройки к дому – вроде террасы. Что ж удивляться тому, что через год с небольшим Катя родила сына. И ведь чудное дело – работа, колготня, пузо на нос лезет, а Катерина прямо цветет! Соседки, перемывая косточки, только головой качали: «Удачно, видать, Катька замуж вышла, ишь, лётает, ровно ей шестнадцать годков!»

А еще через год Виктор Петрович умер. Инфаркт. Так запоздало, видишь, горе аукнулось. Да и в возрасте был, много старше второй своей жены. На похоронах Катя даже не выла, просто раскачивалась на табуретке из стороны в сторону, держа на руках маленького Витьку. Глядя на нее, безмолвной стайкой стояли у гроба еще пятеро – все девчонки…

Похоронили начальника за счет конторы, еще сколько-то выписали от профсоюза помощи. Но шесть ртов – сама седьмая! Даже раздумывать не приходилось – и Катя пошла опять на станцию, в стрелочницы. Ей посочувствовали и оформили кроме того мыть контору и вокзал. Старшим девочкам Катя сказала: «Дом – на вас, я – в заработчиках. Трудно нам будет, да видно так Бог судил. В школу мне ходить недосуг, сами старайтесь и малым помогайте. Завтра все на огород, без него не прокормимся».