Григорий Лерин - Детектив из Мойдодыра. Том 2

Она потухла, сгорбилась и посмотрела на меня совсем недружелюбно. Я бы даже сказал, неадекватно совместно распитому «Боржоми».

– Мы с Сашкой с первого класса дружили. Нас еще вся школа дразнила: «Шуры-дуры». Это потом мальчишки, когда интересоваться начали, стали меня Шуркой звать, а ее Сашкой, чтобы различать. Ты думаешь, мне легко? Думаешь, не грызет, что она сейчас там, в палате между жизнью и смертью мечется, а какие-то подонки…

Александра Петровна осеклась и нервно опустошила стакан. В ее голосе не было ни слез, ни истерики, но искренность присутствовала. Хотя, искренность – тоже чувство наживное и репетируемое.

– Про квартиру она мне ни слова не сказала. Я от нашей бывшей учительницы истории узнала. Мы иногда забегаем к ней поболтать, чаю попить. Я – реже, Сашка – чаще. Она у нее любимицей была. И в больницу Сашку от Риммы Михайловны увезли. Кто-то позвонил и сообщил про Алешку… Я сама тогда к Жанне ходила – к местной царице городской недвижимости. Она сказала, что не имеет к этой квартире никакого отношения, но пообещала выяснить, кто там за ее спиной копошится. Оказалось, имеет… А я ей поверила. Я думала, у нее лучше получится, эффективнее, потому что власть в городе – она, а не я, понял?

– Ну, да, понял…

– Нет, ты не понял, – покачала головой Александра Петровна. – Ты у нас в коридоре фотографии видел? Рядом с кабинетом, видел?

– Видел мельком. Думал, депутаты ваши, или Политбюро забыли снять.

– Это не Политбюро. Это сыскари, лучшие кадра города. Их стреляли дома, в подъездах, на улицах, и всех днем, представляешь, ни одного ночью не убили! А про гражданских я, вообще, не говорю. Два подонка устроили разборку у булочной перед открытием, девять человек из очереди – кто в реанимацию, кто – прямо в морг. Вот что такое война в мирном городе. – Она перевела дух и устало протянула: – Вла-а-сть… Поделили город две банды, и война закончилась. Вот тебе и власть… Теперь понял расклад?

– Понял. И вы в этой войне – побежденные?

– Это вы – побежденные! – запальчиво ответила она. – Мы – партизаны на занятой врагом территории. Причем, половина партизанского отряда – вражеские лазутчики и потенциальные перебежчики. У вас в Питере не так, что ли?

– Да ладно тебе, – миролюбиво пробормотал я. – Наверное, так же. Хотя кого-то, вроде бы, ловят.

– Вот то-то, что кого-то, – хмуро усмехнулась Александра Петровна и подняла голову, закончив, наконец, изучать пустую тарелку. – Что еще хочешь узнать?

Моя тарелка тоже давно опустела, но у Бэллочки было тепло и чисто, а мне предстоял длинный и одинокий вечер. Уходить не хотелось. Не хотелось и преждевременно нервировать чувствительную Александру Петровну, задавая ей каверзные вопросы. В этом, кажется, я и так преуспел.

– А как погиб Алешкин отец? – спросил я.

Она удивилась вопросу и снова задумалась, и отвернулась к окну, пытаясь разглядеть в нем что-то.

– У них в батальоне ЧП произошло. Молодой солдат оглушил часового, взял автомат, троих застрелил и – в бега. Володя сразу выяснил, что для стрельбы у парня имелись все основания, ну, ты понимаешь… Он хороший был командир, батяня-комбат. Любили его… Обложили того солдата у станции Полежаевская, сорок минут от города на электричке. Там водонапорная башня уже сто лет, как стоит, стены – почти полметра, окна-бойницы, вокруг пустырь. Можно целый полк держать, пока патроны есть. Ну, Володя и пошел. Шел и уговаривал. А пацан сверху кричал: «Товарищ майор, не подходите! Товарищ майор, не подходите!» Кричал, кричал, а потом срезал его очередью, да и сам тут же автомат бросил и выскочил. Его окружили, а он рядом с Володей присел, раны руками зажимает… Когда его показательным трибуналом к вышке приговорили, дали последнее слово, знаешь, что он сказал? «Алешка, я не хотел». И все… – Она бессознательно покачала головой, то ли осуждая, то ли не соглашаясь. – Не надо было Володе туда идти. Он этому мальчишке только хуже сделал… Что смотришь? Не согласен?

Лучше бы я спросил что-нибудь про милицию. Александра Петровна не на шутку разволновалась и метала в меня зеленые молнии, ожидая ответа.

Кто-то с ней по этому поводу уже не соглашался. Интересно, кто, если она так переживает?

– Согласен. Не надо было.

Ответ был правильный, и она постепенно погасла.

– Я об этом Сашке сказала в прошлом году. Зря сказала, сама понимаю, но как-то вырвалось. С тех пор она со мной не общается. Поэтому я все узнала не сразу… – и, может быть, предупреждая мои дальнейшие деликатные расспросы, она оттянула рукав куртки, взглянула на часы и заохала: