Наталья Александрова - Три кита и бычок в томате

– То есть предметом завещания является квартира? – выудила Жанна из причитаний клиентки рациональное зерно.

Дверь кабинета тихонько отворилась, и вошла заплаканная Лизочка с подносом, на котором нервно подрагивали чашка чаю и запотевший стакан с минеральной водой. Жанна проглотила таблетку, запила ее глотком ледяной воды и мановением бровей отпустила секретаршу. Старушка подула на чай и скосила глаза на вазочку с мелко наколотым сахаром.

– А что это, дочка, у тебя сахар какой-то темный? Испорченный, что ли? На рынке брала?

– Зачем на рынке? – обиделась Жанна. – Это тростниковый сахар, очень хороший… вы попробуйте…

Она встряхнула головой, сбрасывая странное оцепенение, и повторила:

– Так, значит, Марфа Семеновна, предметом вашего завещания является квартира?

– Зачем квартира? – насупилась старушка, засунув за щеку кусок сахара и шумно отпив из чашки. – Полдомика, хорошего такого… главное, потолки высокие, и печка есть…

– Значит, это полдома в Ленинградской области. .. В садоводстве, или в деревне, или индивидуально-жилищное. ..

– Зачем жилищное? В городе домик, аккурат против метро… Половина, конечно, а зато печка хорошая…

– В городе? – переспросила Жанна, привыкшая ничему не удивляться. – Так он, наверное, идет под снос?

– Никуда он не идет, на месте он стоит! Потому как там Михаил Иванович к этой путейской вдове ходил, все остальные-то дома уже лет двадцать как снесли, а этот нельзя, ни под каким исключительным видом! И потолки высокие, и печка хорошая! Только дров нету, надо где-то дрова покупать!

– Ничего не понимаю, – Жанна достала из ящика стола таблетку аскофена и запила ее водой, после чего нажала кнопку переговорного устройства: – Елизавета, перенесите компанию «Старт» на завтра, мы никак не успеваем! Ничего не понимаю, – она снова повернулась к клиентке, – какие дрова? Какая вдова? Какой Михаил Иванович? Почему нельзя сносить вашу печку с высокими потолками?

– Доченька, да ты все напутала! – усмехнулась старуха. – Какие же это у печки потолки? Это в комнатках у меня потолки высокие! А Михаил Иванович – это же Калинин!

Наконец, приняв еще таблетку анальгина и выпив в общей сложности два стакана минеральной воды, Жанна сумела разобраться в ситуации.

Ее клиентке, Марфе Семеновне Пельменевой, принадлежала половина деревянного дома, расположенного в городской черте и даже в очень приличном районе. Двадцать лет назад все деревянные дома в этом районе начали сносить, но вдруг какой-то дотошный историк, копаясь в архивах, выяснил, что в доме номер четыре по Вифлеемскому переулку несколько раз побывал Михаил Иванович Калинин, в будущем – всесоюзный староста. Михаил Иванович навещал в этом доме свою знакомую, вдову путейского рабочего Веснушкину, и по непроверенным данным на несколько дней оставлял там чемоданчик с нелегальной литературой. Таким образом, домик в Вифлеемском переулке, давно уже переименованном в Атеистический проспект, из обычного деревянного строения, подлежащего сносу, превратился в памятник истории, который сносить никак не полагалось. Больше того, домик подновили и повесили на нем мемориальную доску. Правда, вскоре выяснилось, что путейская вдова занимала только половину дома, а во второй половине, той, что принадлежала Марфе Семеновне, до самой революции проживал служитель культа, дьякон Верхневоздвиженской церкви Остроносов. Поэтому решили одну половину дома объявить музеем-квартирой, а во второй половине оставить Марфу Семеновну (тем более что при таком раскладе ей не пришлось выделять отдельную квартиру, как остальным жителям расселенных домов). Марфа Семеновна не очень расстроилась, потому как привыкла жить в деревянном домике с печью и считала, что такая жизнь куда здоровее и полезнее. Тем более что вскоре рядом с домиком появились станция метро и прочие приметы городской цивилизации.

По прошествии лет сообразительная Марфа Семеновна то ли сама, то ли по наущению знакомых догадалась свою половину домика приватизировать, а затем, почувствовав приближение старости, составила завещание на своего племянника, сделав его наследником половины исторического строения.

– А его и убили! – закончила старушка свой увлекательный рассказ. – Такая жалость! Так вот теперь я хочу то, первое завещание переписать и отписать полдомика на племянницу, на Зину! Она хоть и на язык невоздержанная и опять же насчет ложек серебряных я ее сильно подозреваю, а все ж таки родная кровь, Васькина дочка… А прежнее, значит, завещание чтобы отменить, а то как же я Никочке полдома оставлю, когда его убили?