Дарья Донцова - Инкогнито с Бродвея

– Конечно. Куртенку только для вас смастерили в одном экземпляре, – попугаем повторила тетка.

– Одежду можно продать, дать поносить подруге. В конце концов, ее могли украсть, – вкрадчиво произнесла я.

Повисла тишина.

– Не подумала об этом, – ожила наконец Михайлова. – Нет, это были вы. На носу у вас сидели большие очки. В руках вы держали сумку.

– Опишите ее, – попросила я.

– Ну, обычная, – ответила свидетельница, – как у всех.

– Сумки у всех женщин разные, – не отставала я.

– Не помню, – призналась наконец Михайлова.

– Очки какие? От солнца? Оправа темная или светлая?

– Вроде простые очки, – промямлила собеседница. – Наверное.

Я откашлялась.

– Елена Ивановна, я подвожу итог. Вы вошли в квартиру и увидели лежащую на полу Антонину Вольпину. Так?

– Да, да, да… жуть… – завздыхала Михайлова, – прямо в глазах потемнело от стресса, я ничего не видела.

– «В глазах потемнело, ничего не видела», – повторила я последние слова идиотки. – Но тем не менее разглядели женщину в розовой куртке. Она сидела? Стояла? Лежала? Прыгала?

– Ой, скажете тоже, – хихикнула собеседница. – Вы в секретере рылись.

– Ага… – протянула я. – Стояла к вам лицом?

– Спиной, – поправила Михайлова. – Я надпись про чай «Трифон» прочитала и сразу поняла, кто передо мной.

– Узнали меня только по спине? – уточнила я.

– По слогану, – объявила дама. – Затем вы обернулись.

– На голове шапка, натянутая почти до носа, – напомнила я слова свидетельницы, – на шее шарфик, который закрывал подбородок и рот. А еще большие очки. Так?

– Да, правильно, – согласилась Михайлова.

– Из-под вязаного колпака выглядывали светлые волосы, – продолжала я.

– Все именно так! – заявила Михайлова. – Дорогая Арина, я вас обожаю безмерно. И у меня есть предложение. Да, я сказала полицейскому, что видела вас, и это чистая правда. Понимаете, я очень разнервничалась: на полу мертвая женщина, рядом любимая писательница.

– Минуту назад вы говорили, что я находилась у секретера, а теперь, оказывается, я маячила возле убитой, – хмыкнула я.

– Комната небольшая, все близко, секретер в паре шагов от мертвой хозяйки находился, – зачастила собеседница. – Сейчас-то я понимаю, мне следовало не орать, не звать на помощь, а тихонечко шепнуть обожаемой звезде: «Убегайте быстрей, никому не скажу, что видела вас». Уж не сердитесь на меня за глупость, я готова все исправить. Ваш звонок меня окрылил, придал сил, навострил ум. Если придете ко мне домой в гости – поболтать, попить чайку, то скажу следователю, что перепутала, куртка была синей, а мне розовой со страху показалась, и что вас в квартире не было, другая баба там находилась. Жду вас прямо сегодня, сейчас адрес сообщу… Поняли меня? Или вы приезжаете ко мне поболтать, или я расскажу, как вы в целительницу ножом тыкали. Хочу вас спасти, избавить любимую писательницу от тюрьмы, но взамен…

Я быстро отсоединилась.

– Степа, слышал? Она сумасшедшая.

– Угу, – протянул Дмитриев, глядя в айпад. – Слушай, тут интересная вещь выясняется. Квартира, в которой жила знахарка, оказывается, вовсе не однокомнатная.

– А какая? – удивилась я.

– Антонина Семеновна Вольпина владела всеми апартаментами на первом этаже, – объяснил Степан. – Там располагаются две квартиры, одинаковые по площади. Изначально обе принадлежали Николаю Петровичу Кузнецову.

– Две квартиры одному человеку? – уточнила я.

– Верно, – подтвердил Степан. – Он их объединил и зарегистрировал это в БТИ. А спустя время презентовал Вольпиной.

– Подарил? – изумилась я. – Баба Тося его родственница?

– Не-а, – протянул Степан, – если верить документам, конечно. Может, любовница, гражданская жена…

– А сам Николай Петрович куда делся? – продолжала удивляться я.

– Он уже давно прописан по другому адресу: Малофеевская улица, дом восемнадцать, квартира не указана, – пояснил Дмитриев.

– Фаина уверяла, что Антонина жила в однушке, – протянула я. – Временно покинув Москву, целительница продолжала оплачивать коммунальные услуги, поэтому моя сестра могла там жить. Интересно, что связывает Вольпину и Кузнецова?

– А, теперь понятно, почему тут только номер дома написан, – сказал Степа, не отрывая взгляда от экрана, – это же пансион, именуется забавно – «Приятное место». Ага, еще яснее стало. На самом деле заведение сие – коммерческий дом престарелых, просто его назвали красиво. Давай рванем в интернат? Поболтаем с Кузнецовым.