Расходились около полуночи, шла рабочая неделя, и надо было рано вставать. Катерина решила, что завтра подольше поваляется в кровати и домой уедет на послеобеденной электричке, не дожидаясь возвращения Наташкиных мужчин. Ночью ей снилось землетрясение, оно все усиливалось и усиливалось, и откуда‑то издалека требовательный женский голос звал ее: «Катя! Катя!!! Да проснись ты наконец!!» Катерина распахнула глаза и как игрушечный ванька-встанька села в кровати, едва не столкнувшись лицом к лицу с Натальей, которая, перестав трясти ее за плечи, едва успела отпрянуть.
– Ну наконец‑то, полчаса пытаюсь тебя разбудить…
– Который час? Что случилось? – ошалев от крепкого сна, вскинулась Катя. – За окном темнотища…
– Кать, ты нужна срочно… Ты пока одевайся, только побыстрее, – Наташа подала ей одежду и, торопясь, скороговоркой продолжила: – Только что звонила Ниночка, ну, ты же ее знаешь, жена Виктора…
– Да помню я, кто такая Нина, давай быстрее, – перебила ее Катерина, уже застегивая джинсы.
– Там что‑то случилось с Петей, это их средний, уже была скорая, сделали укол, вроде стало ничего, а сейчас… Нина сказала, что… это, Петя… умирает…
Катерина летела вниз по лестнице, перескакивая через две-три ступени. В холле с встревоженными лицами стояли и тихо переговаривались Никита и Иван.
– Никита, дети на тебе. Одеть, накормить и отвезти в садик, – Наталья говорила тихим, не терпящим возражения голосом. – Мы с Катей и Иваном – к Володиным.
Они практически бежали. Первый этаж дома соседей был залит желтым тревожным светом, второй и третий уходили в глухую темноту ночи, создавая атмосферу глубокой, какой‑то страшной, прощальной печали. Ниночка, невысокого роста женщина, хрупкая как девочка, больше похожая на школьницу, чем на мать троих детей, стояла черной горестной фигуркой в освещенном дверном проеме.
– Он там, – мертвым голосом произнесла она и махнула рукой куда‑то вглубь дома.
– Температура? – взбегая на крыльцо и не здороваясь, спросила Катерина.
– Сейчас тридцать девять и восемь.
– Стул был? Мочится?
– Нет…
– Давно?
– Я не помню, – захлебнулась она слезами.
В гостиной на большом диване на правом боку, подтянув ножки к животу и закрыв глаза, прерывисто дыша, укрытый огромным клетчатым пледом, лежал мальчик. Кожа на его лице была серовато-зеленой, на висках мелким бисером блестели капли холодного пота, под закрытыми глазами залегли огромные, черные, в пол-лица тени, губы были покрыты сухими корками, личико осунулось от страданий и стало каким‑то очень взрослым. Виктор, его отец, каменной глыбой стоял перед ним на коленях, заслоняя сына своим телом от всех, даже от самой смерти.
– Петенька, солнышко, ты меня слышишь? – осторожно оттесняя Виктора от дивана и занимая его место, мягко произнесла Катя, становясь перед мальчиком на колени. – Петенька, открой глазки, посмотри на меня, это же я, тетя Катя.
Ресницы ребенка дрогнули, с трудом приподнялись тонкие, ставшие полупрозрачными веки, и Катя увидела его покрытые мутной пленкой глаза. Взгляд, ничего не выражая, блуждал, ища того, кто говорил, на минуту задержался на ней и угас. Он не узнал ее.
– Петя, Петенька, покажи мне язык. Пожалуйста, открой ротик и покажи мне язык, – команды до него доходили плохо, но он все же смог высунуть самый кончик. Этого было достаточно, чтобы увидеть – язык сухой и покрыт белым налетом, пульс – за сто ударов в минуту, живот вздут и напряжен. Катя попробовала мягко нажать на переднюю брюшную стенку, и ребенок отозвался болезненным тягучим стоном, и маленькая, будто маслянистая, слеза выкатилась из угла глаза.
– Больно, – еле слышно простонал он. – Мне больно.
– Маленький мой, попробуй подышать животиком, ну хоть попробуй, – головой она понимала – просьба абсолютно бессмысленна, он не сможет, а сердце категорически отказывалось верить в то, что сейчас перед ней разворачивалось. Ответом было молчание и прерывистое поверхностное дыхание. Вся клиническая картина и эта вынужденная поза с подтянутыми ногами – все складывалось так, что ей стало страшно…
– Пить… – тихо простонал малыш. Нина с Виктором, опережая друг друга, рванулись к сыну.
– Не поить! – успела крикнуть Катя, одновременно набирая номер на мобильном, и сама, испугавшись своего голоса, уже тише добавила: – Не поить. Нельзя. Только губы смочите …
Она уже была готова трясти трубку, чтобы хоть как‑нибудь ускорить соединение, когда та наконец ответила.
Читать дальше