Татьяна Арбузова - Три незваных мертвеца на диване

Кира Владимировна лежала на кровати с закрытыми глазами. И как бы ни уговаривал себя Иван Андреевич, но уже стоя в дверях комнаты, он понял, что старушка мертва. Молодой человек медленно подошел к ее постели, потому что ноги вдруг стали ватными и не слушались его, не желая двигаться. Зажав ее руку в своих ладонях, Иван Андреевич заплакал, уткнувшись лицом в одеяло, которым была укутана Кира Владимировна.

Он рыдал как ребенок, долго и навзрыд. Осознание, как молния, прошило его с головы до пяток, осев холодным потом на спине: «Он навсегда потерял самого дорогого и близкого человека, ведь никто и никогда так не относился к нему, как эта тихая, ничем не приметная старушка». Что его подвигло к слезам, льющимся из его глаз каким-то неудержимым потоком, до конца не понимал он сам, но сердце сдавливалось по-особому, причиняя небывалую и неведомую до этого дня боль. И боль эта приносила не физические страдания, а иные, еще незнакомые ему по своим ощущениям. Душа, которой, как он думал, Всевышний обделил его, сейчас стискивалась невидимой рукой, выдавливая из нее последние силы и лишая желания жить дальше.

Сколько времени он простоял на коленях у изголовья кровати, Иван Андреевич не помнил и собрался было уже уходить, чтобы вернуться позже и похоронить Киру Владимировну, как заметил в ее зажатой руке кончик бумаги. С трудом разжав кулак, милиционер достал смятый листок.

На нем рукой старушки было написано прощальное письмо, которое она адресовала ему:

«Милый мой мальчик, – писала старушка. – Я чувствую, что сегодня не дождусь тебя, поэтому с большим трудом вывожу эти строки. Я очень полюбила тебя, как сына или внука, которых мне не дал Господь. Ты умный мальчик, но душа твоя запачкана. Я поняла это по твоему нездоровому блеску в глазах, когда открыла тайну клада. Но, узнав о твоей нелегкой судьбе, детдоме, я многое поняла. Я так хотела помочь тебе стать лучше, чище, добрее, но не успела, хотя видела, как ты меняешься, и это приносило мне радость. Но несмотря ни на что ты стал украшением, надеждой и опорой в трудностях, которые выпали на мою долю в последние дни моей жизни. Прости, что не рассказала всего сразу, не хотела навести тебя на грех. Пусть Бог простит мне эти мысли, и ты прости, мой мальчик. Я оставляю тебе подробное описание места, где ты найдешь шкатулку с нашими фамильными драгоценностями. Я завещаю их тебе. Надеюсь, они принесут пользу и счастье в твоей жизни. Я благословляю тебя, мой милый. Прощай и не поминай лихом».

Прочитав письмо несколько раз, Иван Андреевич аккуратно свернул послание и, положив его во внутренний карман, вышел из комнаты.

Через два дня, похоронив Киру Владимировну, он вновь вернулся в теперь совсем пустой дом. Чего он хотел, не понимал сам, но дело следовало довести до конца. Пошагово следуя инструкции, Иван Андреевич нашел место, указанное в письме. Выломав несколько кирпичей и достав шкатулку, он открыл ее. Блеск золота и камней ослепили его, но эмоции, которые вызвало это великолепие, были противоположны тем чувствам, которые накрывали его в прошлом при виде золота. Все стало ненужным, неправильным и даже тошнотворным. Равнодушно запихнув шкатулку в грязный мешок, он навсегда покинул этот дом. Через пять дней Иван Андреевич Крылов ушел добровольцем на фронт.

Утро началось как обычно. Точнее, под «обычно» подразумевалось то, что кто-то, проснувшись первым, перебудит всех остальных. Вот и сегодня, встав первой, Ирина, возвращаясь с улицы, разбудила всех фразой «Не спи, замерзнешь», при этом громко хлопнув дверью. Я, перепуганная оглушительным звуком, от неожиданности села на кровати и бессмысленным взглядом уставилась в точку на противоположной стене. Ирина, стоя спиной, налила в кружку воды и повернулась ко мне. В этот момент наши взгляды пересеклись. Глаза Ирины отчего-то и вдруг стали большими и круглыми, а рука с кружкой застыла у самого рта.

– Что? – испугавшись теперь, что со мной что-то не так, спросила я.

– Ты здесь? – вопросом на вопрос ответила она и добавила. – Вы все здесь.

Рука с кружкой рухнула вниз, расплескав воду по полу.

– А кто тогда там? – указала она, помолчав секунды три, на дверь, ведущую на веранду.

– Где-где? – не поняла я, машинально поворачивая голову в сторону, указанную Ириной.

– На диване. Я думала это ты, – кивком она показала теперь на меня. – Ты же любишь спать на холоде. Вернее, только ты можешь так, в теплой куртке и на улице. Бр-р-р. Из нас никто на такое не решится.