Николай Громобой - Детективы старой школы

– Это доллары – «клошары» [3] Клошар – по-французски нищий. , на рынке они раньше не появлялись, и производитель их неизвестен.

Таким образом, круг замкнулся. Михаилу вежливо предложили уйти из конторы. Витя ушёл вместе с ним. Вспоминая всё это, Михаил вздрогнул: «Вот тут-то и могли срисовать мою внешность». И перед ним ожило лицо заплаканной девушки на соседней скамейке. Это была она – пропавшая учительница. «Ну, держись, – на него накатила волна злости. – Пусть мне ещё оба уха продырявят, но ты у меня заплачешь по-настоящему!»

«Итак, значит, директор музея. Возьму на неделю больничный и всю эту неделю буду с ним, буду с ним на работе, перееду жить к нему на неделю, думаю, согласится, есть у него небольшая страсть к Бахусу, уговорю на этой почве. Коньяка жалеть не буду! Только бы узнать, что ей на самом деле нужно было от него»…

Придя на следующее утро в музей к Мельгунову, Михаил Васильевич из разговора с ним узнал, что учительницу очень интересовали старые дореволюционные документы:

– Она рассказала однажды, – сказал директор музея, – якобы её дед был дворянского рода и происходил из этих мест, потом он пропал без вести во время революции, а бабушка по какой-то причине сменила фамилию и лишь перед смертью рассказала про это отцу учительницы. – Немного помолчав, Мельгунов добавил: – Говорила, что хочет узнать историю своей семьи, но думаю, её интересовало что-то другое.

В его последних словах Михаил заметил какую-то задумчивость, и ему интуитивно почувствовалось, что это не грусть по учительнице, а нечто другое. Директор, казалось, угадал его мысли, поэтому продолжил:

– Мой отец – детдомовец. Фамилию Мельгунов получил от завхоза. В детдом попал после войны в возрасте восьми лет, но, как рассказывал мне, хорошо запомнил внешность своих родителей, и судя по его описанию, они вполне могли быть дворянами. И ещё он помнил, что они жили в очень большом доме с колоннами.

– А что с ними случилось потом? – спросил Михаил.

– Потом он только помнил о том, что ехали куда-то в поезде, а потом отец оказался один на маленькой станции, а что случилось с родителями, было непонятно, – продолжил Мельгунов. – Поэтому я и посочувствовал ей. Мне бы самому хотелось узнать о своих предках, но у меня не было никакой зацепки. А она знала имя и фамилию деда, и даже примерное место жительства.

– Могу ли я посмотреть ваш архив? – спросил Михаил.

– Да, без проблем, – ответил Мельгунов.

К концу закрытия музея голова Михаила, казалось, начала дымиться от всяких «высокопревосходительств», дворянских предводителей и прочих подобных вещей. Его мозг прокрутил наверно больше тысячи фамилий в различных документах того времени, но не было ни одного совпадения с данными, которые называла учительница. Так как директор музея очень хорошо знал историю края, Михаил решил напроситься к нему в гости и продолжить своё расследование дома у Мельгунова. Михаил приготовил заранее для этого две бутылки коньяка. Директор весьма охотно пригласил его в гости, возможно, даже не догадываясь о коньяке. Сначала их беседа текла по правильному руслу, но к концу второй бутылки оба перешли на разговор о рыбалке. Потом директор достал свою бутылку, третью, налил, они чокнулись, Мельгунов выпил первым и тут же побледнел, и схватился за горло. Михаил, в это время готовясь выпить свою порцию, тут же быстро поставил её на стол. «Коньяк отравлен», – мелькнуло у него в голове. Но директор, поняв Михаила, вдруг замахал руками: «Всё нормально». Оказалось, что, уже делая глоток, он вспомнил одну важную вещь, и коньяк частично попал не туда, куда нужно. Отдышавшись, Мельгунов сказал:

– Есть ещё одна интересная деталь. В музее хранится очень древний китайский свиток. Учительница подолгу его рассматривала, объясняя это особой любовью к древностям.

– А вы знаете, что на нём написано? – заинтересовался Михаил.

– Я посылал копию с него двум переводчикам, и оба они дали какой-то невразумительный перевод: «Великий дракон возродится из когтя тигра, и семнадцать богатырей помогут ему».

– А в вашем краю есть что-либо с названием «коготь тигра»? – спросил Михаил.

– Я исходил всю здешнюю местность вдоль и поперёк, и можете мне поверить, что ничего с таким названием здесь нет. Даже если брать эти слова отдельно, ни когтя, ни тигра здесь нет, – ответил директор.

Наутро, напившись крепчайшего чая, друзья двинулись в музей. Михаилу не терпелось осмотреть свиток. Осмотрев, он сфотографировал его и решил послать фото Вите, который был большим знатоком в этом вопросе. После он поехал в областной центр и там в Центральной библиотеке до потемнения в глазах изучал разномасштабные карты области, но так и не пришёл ни к какому открытию. Переночевав у своего друга, начальника областного МВД, утром Михаил шёл на электричку, мучаясь от сильной головной боли, для которой, казалось, не было причин. Выпил он вчера свои традиционные сто грамм, но не спал всю ночь. Его мучило чувство, что он что-то упустил, что-то, лежащее на поверхности. Михаил остановился в дверях вагона: «Поверхность». При этом слове в голове, казалось, зажглась зелёная лампочка, и голова неожиданно перестала болеть.