Дарья Донцова - Филе из Золотого Петушка

– Как же тебя зовут? – спросила я прижавшуюся ко мне собаку – Батоном кличут, – ответил звонкий голосок.

Я обернулась и увидела девочку лет десяти, стоявшую на соседнем участке.

– Батон ейная кличка, – повторила она, – она могет целиком нарезной сожрать, только никто не дает! Дороговато выйдет белым хлебушком всех кормить!

– Она бездомная?

– Не, хозяйская, дяди-Сашина.

– Кого?

– Ну в этом доме дядя Саша живет, – словоохотливо ответила девчонка.

– Яковлев Александр Михайлович?

– Ага. Батон евойная собака. Только когда тетя Ира от дяди Саши смоталась, он Батона ваще кормить перестал, небось скоро пес сдохнет с голодухи.

– Что же ты собаку не пожалела? – возмутилась я. – Принесла бы ей хоть пакетик молока.

– Еще чаво, – шмыгнуло носом ангельское создание, – разве на всех кругом жратвы запасти можно? Ненашенский пес, и хрен бы с ним!

В моей душе поднялась буря негодования. Что же вырастет из этой девочки, если она сейчас такая бесчувственная? Или это крестьянская простота, та самая, которая, если верить пословице, хуже воровства? Впрочем, вряд ли мне удастся перевоспитать девочку.

– А где ваш сосед, хозяин Батона? На работе?

Девица захихикала.

– Скажете тоже! У магазина сидит, ждет, авось кто из проезжающих на бутылку подаст. Зашибает он хуже всех, ваще не просыхает, поэтому тетя Ира и сбегла, надоело в блевотине жить да водяру ему покупать. Кто ж ее осудит? Правильно поступила, хотя хозяйство жалко: дом, сарай. С другой стороны: разве ж это изба? Стыдобища, – заявила девочка с рассудительностью взрослой, хорошо пожившей и крепко побитой жизнью бабы.

Мне стало совсем не по себе. Похоже, дитя ничего хорошего в жизни не видело, откуда взяться доброте?

– Как пройти в сельпо?

– Топайте к шоссе, тут близко.

Я вернулась к машине, села за руль, проехала немного назад, глянула в зеркальце… Рыжая собака бежала за «Жигулями».

Возле магазина валялся дядька. Он спал в пыли около входа, рядом стояла пустая бутылка. Похоже, Александр Михайлович нашел-таки щедрого спонсора.

Я вошла в магазин и попросила у толстой продавщицы:

– Дайте полкило колбасы, докторской.

– Она не московская, – предостерегла меня торговка.

– Ничего.

Получив кусок, я вышла на улицу. Батон сидел у ступенек, на его морде была написана покорность судьбе. Я протянула псу колбасу.

– Угощайся.

Очень осторожно, одними губами, псина схватила шматок и проглотила не жуя. Я покачала головой и вернулась в сельпо.

– Простите, там пьяный спит…

– Знаю, – махнула рукой баба, – Санек. Не бойтесь, он никому плохого не делает.

– Александр Михайлович?

– Да, только его по отчеству зачем кликать?

Санек он!

– Яковлев?

– Ну да.

– Проживает в Пилигримове?

– Точно.

Я выскочила на улицу и принялась внимательно разглядывать бесчувственное тело. Батон подошел и прижался ко мне тощим боком, я машинально погладила собаку и спросила:

– Не кажется ли тебе, что Александр Михайлович Яковлев, тот самый, почивающий в грязи, никак не может быть владельцем квартиры в «Зеленом бору»? Тут либо ошибка, либо…

Санек заворочался, застонал, заохал, издал пару ругательств и сел, привалившись спиной к магазину.

– Эй, – спросила я, – ты жив?

– А чего мне сделается? – прохрипел алкаш. – Ты кто?

– Виола. Хочешь заработать? На бутылку?

– Если двигать чего или переть, то щас не могу, ослаб. Купи пивка для поправки, как новый буду.

Я вошла в магазин.

– Дайте самой дешевой водки и пива.

Продавщица выставила требуемое. Я вернулась на улицу и протянула маргиналу баночку пива.

– Действуй.

Санек судорожно сглотнул слюну, зубами открыл жестяную банку и со стоном ее осушил.

– Полегчало?

– Словно заново родился, – заверил меня ханурик. – Ну чего тащить? Мешок картошки купила? У Галки?

– Нет, тяжести поднимать не надо. Хочешь еще эту поллитровку получить?

Санек сплюнул.

– Епит! Ты не подумай, что я ругаюсь, при женщинах не позволяю себе, воспитание имею.

Это присказка такая – епит!

– Так нужна водка?

– Давай.

Я спрятала бутылку за спину.

– Непременно, но сначала скажи: ты паспорт терял?

– Неа.

– И где он?

– Ирка, зараза, с собой уперла, жена моя, – принялся жаловаться Санек, почесывая черными ногтями всклокоченные колтуны у себя на голове, – проснулся: ни бабы, ни документов, ни Денег. Записку оставила! Во дрянь! Бросила меня!

– Куда же она поехала?