Дарья Донцова - Скелет из пробирки

Вдруг вспыхнули прожектора, забегали немцы, откуда ни возьмись появились грузовики Веня, затаив дыхание, наблюдал за происходящим. Вот из бараков вытаскивают часть узников и швыряют их в машины, вот часовые покидают вышки, а потом врачи вместе с военными отбывают прочь. Лагерь стремительно опустел. Перепуганный Веня не понимал, что происходит, теряясь в догадках, он на всякий случай хотел спрятаться в туалете, но потерял сознание, пришел в себя спустя несколько часов и увидел, как на территорию Горнгольца ворвались танки с красными флагами на башнях. Последнее, что помнил парень, это как огромный дядька в форме солдата Советской Армии берет его на руки и говорит"

– Ну все, вылечат тебя, не журись, сынко!

Через всю жизнь Листов пронес любовь к советским военным. Уже став художником и живя в Москве, он писал картины, где на переднем плане молодой парень в форме спасает ребенка или выносит из огня пожилую женщину. Даже беззубые советские критики порой не выдерживали и обзывали полотна Листова «агиткой Министерства обороны», но Вениамин Михайлович не обращал никакого внимания на тычки и пинки. Командование Советской Армии обожало Листова, и на художника пролился дождь из благ. Он получал генеральский паек, ездил отдыхать в ведомственные санатории и частенько отправлялся в те страны, где имелись группы ограниченного контингента советских войск. Вот только в Германию Листов, несмотря на неоднократные предложения, не ездил ни разу.

Послевоенная судьба Вениамина Михайловича – это благополучная жизнь признанного властями художника. Твердое положение слегка пошатнулось после перестройки, но ненадолго Несмотря на громкие слова о реформе, армия осталась прежней, а Листов продолжал писать свои картины, посвященные воинам-освободителям, словно со страной ничего не случилось. Умер он в глубокой старости, оплакиваемый вдовой, тремя детьми и внуками. Словно в награду за мучения в юности, господь отсыпал Листову в зрелом возрасте щедрой рукой счастье.

– А отчего скончался Вениамин Михайлович? – вклинилась я в плавную речь Ирины Глебовны.

Вдова достала из кармана кофты носовой платок.

– Онкология. В последние годы муж страдал от рака крови, тяжелейшее заболевание. Мы, конечно, сделали все, что возможно, но силы Вени таяли. Потом приятели посоветовали обратиться в лабораторию к Валерию Боярскому, там изобрели какой-то метод, вроде новая химиотерапия, я не врач и плохо разбираюсь в деталях Насколько поняла суть – больному делают инъекции какого-то яда, крайне опасного, но после курса уколов иногда наступает выздоровление Нам терять было нечего Муж все равно умирал, вот и решились на эксперимент. Кстати, очень и очень дорогое удовольствие, одна ампула несколько тысяч долларов стоит, а надо их двадцать. Но ведь ради жизни любимого человека ничего не жаль! Тем более что нам рекомендовала Боярского дочь Лианы Аракеловны Гургеновой.

– Кто? – подскочила я.

– Манана, – принялась объяснять Ирина Глебовна, – дочь Лианы Аракеловны Гургеновой, доктора исторических наук, нашей давней приятельницы. У Лианочки был рак груди Манана носом всю Москву прорыла, выискивая специалистов, и вышла, уж не знаю как, на лабораторию Боярского. Ей провели цикл уколов, и представьте – вылечили! Десять лет еще прожила Лианочка и скончалась от воспаления легких, но онкология-то отступила Ирина Глебовна растрясла «подкожные» накопления и отправила супруга на уколы После пятого Листову стало лучше, он даже начал работать, но потом вдруг наступило резкое ухудшение, и художник скончался.

– Вы не предъявляли претензий Боярскому? – поинтересовалась я.

Ирина Глебовна отложила платочек – Конечно, нет. Профессор с самого начала предупредил нас, что метод полуэкспериментальный, на людях достаточно не опробованный, но мы находились в таком положении, когда человек хватается за соломинку, чтобы спастись. И потом, подписали бумаги о том, что не будем иметь никаких претензий в случае летального исхода. Поймите, Вениамин Михайлович умирал, дни его были сочтены, но я бы никогда не простила себе, что не использовала все возможности для его спасения. Понимаете?

Я кивнула Естественно, понимаю Слава богу, в нашей семье все здоровы, но, случись несчастье, продали бы последнее, желая поставить на ноги любимого человека – Вы не подскажете мне телефон Мананы?

– С удовольствием, а зачем он вам? – полюбопытствовала Ирина Глебовна – Да бабушка у меня в тяжелом состоянии, – лихо соврала я, – может, в лаборатории у Боярского ей помогут.