Наталья Скуднова - Альфонс. Версия Rus 2.0

Что в этом случае остается делать сильной половине? Правильно – демонстрировать «правильное» отношение. А вот испытывает ли мужчина при этом искренние чувства или же просто манипулирует слабым полом… догадаться сложно.

До нынешнего момента каждая из его гарема поддавалась на манипуляции. И испытывала к нему те эмоции, которых от рождения у него не было. Поэтому он и был уверен в себе и своей методике соблазнения.

Но сегодня с Любой… Это было для Евгения первым профессиональным проколом! Больнее всего осознавать именно это! Она уже не клюнет на словосочетание «любимая и единственная». Можно надувать щёки, говоря правильные оправдания и разбить вдребезги стол, стуча по нему мужским кулачищем – для Любы это не будет доказательством его мужской состоятельности. Более того: не вызовет у неё ни сочувствия, но доверия.

– Жень! Спать пойдешь? – раздавшийся через дверь голос хозяйки хрущевки, вернул его в реальность.

– Что? – от неожиданности Евгений чуть не выронил телефон.

– Я спрашиваю: спать пойдешь? – провинившимся голосом, переспросила она.

Из полуоткрытой входной двери показалась её замотанная в полотенце, голова. Махровая ткань настолько плотно «затянуло» лицо, что морщинки заметно разгладились. Теперь хозяйка выглядела моложе своих лет.

«Тоже мне: подтянулась! Полотенце так натянуто: вот-вот треснет и кожа расползётся. Карга ты старая! Больше полтинника – а всё молодишься. Тебя мне только не хватало» – подумал он.

Евгений с нескрываемым отвращением смотрел на неё. Хозяйка растерялась. В его взгляде читалась непонятная и, казавшейся ей, безосновательная, брезгливость и ненависть. Вместо того, чтобы переспросить: чем вызвана такая реакция, хозяйка, по привычке, старалась сгладить острые углы и взять непонятно за что, всю вину на себя:

– Прости меня, пожалуйста! У тебя что-то случилось? – она спросила привычным для неё извиняющимся тоном.

– Мне за ноутом посидеть нужно! – с явным раздражением, отрезал Евгений.

– Но…

– Сейчас приду, – сказал он, закрывая прямо перед её носом входную дверь.

Жене было не до неё и уж тем более – до её чувств. Его нервы были на пределе! Евгения трясло: руки ходили ходуном, подбородок хаотично вздрагивал. Он не мог сделать вдоха без нервозного всхлипывания. Стоя на обшарпанной лестничной площадке, в семейных трусах, с обвисшим пузом и трясущимися руками, он больше всего походил на бомжа-алкоголика, чем на героя-любовника. Но ему было не до собственного потрёпанного имиджа.

Теперь безысходная злость достигла предела. Если бы не необходимость выбраться из этой западни, и стрясти с хозяйки хрущевки деньжат, он бы от злости раскрошил всё в этой халупе! А если бы у него было хоть пара сотен на бензин, он сорвался бы к Любе и показал ей, где раки зимуют. «Ну ничего, стерва! Я тебе отомщу за всё. Ты у меня ещё жалеть обо всём будешь».

Мщение? А почему бы и нет! Он любил повторять фразу: «Месть – блюдо, которое подают холодным. Потому положу топор в морозильник». Одна лишь мысль о сведении счетов успокоила его. Да! Он отомстит ей! И Любу настигнет возмездие через час-другой. Сделает же он всё так, что та сто раз пожалеет о своём поступке.

Наконец-то ему удалось взять себя в руки. Эмоции сдали свои позиции, уступив место логике и холодному расчёту. Итак! Люба взломала почту и прочитала переписку с одной из его женщин. Факт номер один! С кем именно – пока непонятно. Это самый неприятный факт за номером два. Но… Ясно лишь одно: телефон Любы выключен. До 10 утра она сама дала ему фору. Следовательно…

«Нужно успеть предупредить Катю и сделать всё, чтоб Люба до неё не дозвонилась!» – новая реальная цель заставила его окончательно мобилизоваться. Появились силы сыграть ответственную роль. Роль: «влюблённого до розовых соплей, принца».

С годами, говоря по правде, ему становилось всё сложнее натягивать маску семнадцатилетнего романтика на своё потёртое лицо. Да и как ни старайся – душу не загримируешь! Любому, незадействованному в спектакле, наблюдателю, становятся очевидны все ляпы: и циничный взгляд «влюблённого»; и затёртые до дыр, фразы; и сама абсурдность ситуации! Был бы он ещё по моложе, всё легко объясняется неопытностью лицедея. Но когда на коленях перед юной девой доказывает искренность чувств потрёпанный кобелёк, да ещё и с пылкостью Ромео, хочется уйти из зрительного зала!

Однако кого волнует судьба его партнёрши? Только близких! Они подходят к ней в лучшем случае во время перерыва, а чаще всего – после премьеры и спрашивают: «а на фиг ты с таким партнёром на сцену вышла? Нельзя ему верить: он же врёт и переигрывает!»