Зашел по дороге в магазин, купил бутылку водки и прямо у входа, на зависть страдающим алкашам, выпил из горлышка всю до капли.
-Силен, братишка,– сказали местные алкоголики.
-А хрен ли нам молодым революционерам!– бодро ответил Миша, осознавая, что внутри уже созрела дельная, как ему показалось, мысль.
Контейнер, в который он выбросил книгу, переваливали в мусоросборник. На куче отходов копошились гастарбайтеры.
-А ну, таджимахалы, посторонись!– крикнул Миша и полез на контейнер. Почти сразу же отыскал физиономию министра пропаганды в картофельных очистках. Отер, сунул подмышку.
Так-то, нечего дельными мыслями разбрасываться. Дельными? Может, и так. Да только не дело внимать их от палачей. И потом, философские выводы молодого Геббельса не такие уж свежие, где-то я их уже встречал, кажется, у Ницше. В любом случае, свинья нам не товарищ. Правильно сделали, что запретили.
Отряхнувшись от луковой шелухи, обернулся к гастарбайтерам:
-Эй, русофобы, нате вам, набирайтесь ума!
Кинул в них книгу, которая кому-то из безмолвных таджиков попала по лбу. Так же как и ему в участке. Рабочий схватился за голову, но не издал ни звука.
-Ничего, – сказал Миша,– истина познается с болью.
Дома открыл компьютер и отстучал Саше телеграфными строками: " Установили круглосуточную слежку. Временно залег на дно. Руководители Союза под колпаком. Среди них предатели. Срочно создаю свою оппозиционную организацию. Будешь моей правой рукой. Революция победит!"
Почти сразу же получил ответ: "Буду! С тобой хоть на край света!"
Ну, вот так, щелкнул суставами пальцев Миша, и молодое женское тело обрел и в общественную жизнь богатырем въехал. Надоело гнить овощем в мусорном контейнере. Нужно теперь узнать, каким образом все эти…оппозиционеры получают финансирование с Запада. Что мы хуже других что ли?
Разжиженным водкой мозгом успел подумать: жизнь всегда предоставляет широкие возможности, нужно только умело подобрать золотой ключик к двери в иное измерение . И тогда перед тобой непременно откроется огромное поле чудес…в стране дураков. Главное поверить в свою удачу. А Сенокосов однозначно провокатор, надо на него какой-нибудь донос в ФСБ написать.
-Вы напрасно, Жмыхов, манкируете мной,– сосредоточенно грыз янтарный мундштук редактор Белкин.– Да-с. Я ведь к вам со всем сердцем, понимаю, так сказать, ваше затруднительное материальное положение. Исправили бы заключительную часть сценария, и все было бы в порядке, а теперь, – развел руками редактор, будто показывал размер пойманной щуки,– теперь уж и не знаю чем вам помочь, да-с.
Ваню Жмыхова тошнило от устаревшего глагола "манкировать". Не говоря уж о самом Белкине с его оборотами речи позапрошлого века. Представляет себя неким тургеневским барином,– думал Ваня, глядя в глаза Белкину,– а сам по сути как был развозчиком пиццы, так и остался. Знаем-с, где вы купили диплом МГУ, и кто вас устроил на это теплое место.
Конечно, Жмыхов не знал, кто помог Белкину стать редактором, думал так из личной неприязни. Вообще из неприятия тех, кто критиковал его творчество. Тогда со сценарием все обошлось, его приняли и утвердили. Пришлось преподносить Белкину виски Midleton Very Rare за 139 долларов, хотя он не был последней инстанцией в утверждении авторских текстов. Белкин, по большому счету, служил лишь передаточным звеном между телекомпанией, производящей фильмы и федеральным каналом. Там сидели свои редакторы, они-то и решали окончательную судьбу сценариев.
Через неделю Жмыхову предстояло сдать компании очередной материал. Но он забуксовал на полпути, хоть тресни. Мысли разлетались горными голубями в ясном небе, а в голове звенела хрустальная пустота. И от этой невозможности преодолеть самого себя начало прихватывать то в шее, то в руке, то в пояснице, наконец, боль перекочевала в правое подреберье и расположилась там как у себя дома. Ну что за несовершенная конструкция-человек!– ворчал Ваня,– ведь мозг знает, как бороться почти со всеми недугами, имеет в организме необходимые для этого средства, но ждет команды. А как ему ее отдашь, когда он не понимает языка собственного хозяина? Живем словно чужие, каждый сам по себе.
Пришлось идти в поликлинику. Врачиха в дореволюционном золотом монокле подозрительно взглянула на небритое лицо Вани, оттянуло ему веко. Ее глаза светились добротой:
-Возможно гастрит, а может и того хуже.
-Рак?– спросил дрогнувшим голосом Жмыхов, всегда видевший во всем самое плохое.
Читать дальше