Максим Кантор - Чайник Рассела и бритва Оккама [сетевая публикация]

— Мегре, не притворяйтесь, что не понимаете. Университеты нашпигованы германскими шпионами. На прошлой неделе в Кембридже взяли агента абвера — читал курс по «Критике чистого разума». Уходил по крышам, шельмец.

— Полагаете, и здесь тоже?

— Сказать вам, что я думаю? — Лестрейд буквально прошелестел. — Думаю, каждый третий — шпион. Или абвер, или НКВД. Завтра война. По-вашему, Камиллу из МИ-6 сюда просто так прислали?

— И как профессора к этому относятся? Дружат с военными?

— Сами спросите. Начните с философов. Все тут.

Отпевали сэра Уильяма в часовне при колледже, хотя, сообразно заслугам покойного, церемония должна была пройти в университетской церкви Св. Маргариты. Но дама Камилла проявила то свойство своего характера, которое в административном корпусе именовали «деликатностью».

Обстоятельства смерти сэра Уильяма Рассела таковы, что делать из поминок событие университетского масштаба было бы, как выразилась дама Камилла, нецелесообразно. Желающих отдать последний долг философу можно было собрать по всей Британии; студентов имелись сотни, причем многие претендовали на статус «любимого ученика»; собутыльников за годы возлияний накопилось изрядно, и всякий считал себя лучшим другом; влюбленным женщинам пришлось бы предоставить отдельную скамью в храме. Хорошо еще, как выразился прямолинейный майор Кингстон, что сэр Уильям не имел детей от своих многочисленных связей. Покойный логик был в этом отношении осмотрительным человеком: связи заводил только с замужними дамами, и если ребенок и рождался, то, согласно британскому законодательству, принадлежал к фамилии супруга. «А то бы здесь очередь из наследников стояла», — сказал грубый майор. Дочь незамужней преподавательницы социологии, возможно, была единственным ребенком покойного философа; впрочем, и она не была признана официально.

Часовня колледжа на первый взгляд могла показаться неказистой — впрочем, узнав, что автором сооружения был сам Кристофер Ренн, посетитель мог оценить величавую стать архитектуры. Пламенеющие в закатных лучах витражи бросали отблески на печальные лица профессуры.

— В первом ряду — Эндрю Вытоптов.

— Тот самый, который в обморок падал?

— Именно он.

Инспектора полиции продолжали свой неторопливый разговор.

— Странно, что упал в обморок, не находите? На барышню не похож. Он русский?

— Бежал от большевиков.

— Всегда толстый был или в Европе откормили?

— Зачем так резко? — Французы порой позволяют себе то, что англичанин позволить не может. — Профессор полноват. Тому могут быть разные причины.

— Ну-ну, Скотленд-Ярду виднее. А рядом кто?

— Бенджамен Розенталь, философ. Бежал из Германии. — Лестрейд покосился на Мегре, кто знает, не антисемит ли парижский инспектор: по поводу Дрейфуса до сих пор нет общего согласия. — Еврей, да. В Оксфорде Розенталя ценят.

— Русские, евреи, все помчались в Англию. Розенталь — философ?

— Здесь у меня помечена тема монографии… Экзистенциализм. Бытие и время. Вам это что-нибудь говорит?

— В общих чертах, — уклончиво ответил Мегре. — Мадам Мегре увлекается этой чепухой. Гм, пардон… Следующий в ряду кто? Рыжий, у кого нос дергается.

— Сильвио Маркони, специалист по Данте.

— По Данте? — Мегре изучал оживленное лицо Сильвио.

— У меня определенно записано: «Данте».

— А за ним?

— Хьюго Берримор, позитивист.

— Как это, вы говорите, называется?

— Позитивист. Не спрашивайте меня, Жюль, что это значит. Позитивист, и дело с концом. У позитивистов существует особая теория по поводу чайников.

— Ох, Лестрейд, староват я для таких теорий. Покойник, как понимаю, был главный философ университета?

— Уильям Рассел был директором департамента философии.

— Зарплаты назначал? — спросил дотошный француз. — Получают философы изрядно, верно?

— Не встречал философа, который был бы доволен зарплатой, — желчно сказал Лестрейд. Потом подумал, что философов он вообще, пожалуй, не встречал. Но от слов не отказался.

— Послушайте, Лестрейд, — неожиданно сказал Мегре, — ответьте мне честно. Как считаете, эти люди чему-нибудь могут научить?

— К чему вы клоните, Жюль?

— Просто вообразил себя мальчишкой, который приехал к вам в университет. В Сорбонне все проще, не так торжественно, и французскому мальчишке захотелось в Оксфорд… Собрался… а, кстати, сколько в год надо платить?

Орган тяжело вздохнул в такт словам инспектора Скотланд-Ярда, когда тот выговорил сумму.