Дарья Донцова - Чугунные сапоги-скороходы [litres]

– Нет, – возразил Борис, – сами туда переедем вместе со стариками.

– Гениально, – восхитился Викин. – Сколько будет этажей в здании?

– Больше пяти нельзя, – пояснил архитектор, – надо вписать дом в историческую застройку центра города. На каждом этаже будет по квартире.

– Мне бы две, – мечтательно протянул Викин.

– Нам хватит трех, – сказал Морин.

– Отец мой инвалид войны, – стал размышлять вслух Демьян, – член КПСС, орденоносец. Мать – заслуженный агроном. Родители жены тоже партийные. Отлично, я проталкиваю идею дома, а ты начинай проект, или как там у вас чертежи называются.

Через несколько лет Борис с женой Варварой въехали в новое жилье, над ними поселились родители жены, а еще выше устроились дочери. Все апартаменты связывала лестница. Можно было ходить друг к другу в гости. На первом и втором этажах разместились владения Викиных.

Шло время, тесть умер, теща прописала к себе Зиночку. Ее сестра Ира была зарегистрирована у матери, а самая старшая Лена – у отца. Чтобы ни одна квартира не ушла на сторону, Борису и Варваре пришлось оформить развод, но это никак не повлияло на их отношения.

Три сестры любили друг друга, всегда держались вместе, все вышли замуж, похоронили родителей и бабушку, родили детей. В самом начале перестройки мужья Иры и Лены решили эмигрировать в Америку. Зина осталась в Москве, они с супругом строили карьеры в России. Времена изменились, свое жилье сестры до отъезда оформили в собственность. Ира и Лена улетали в неизвестность, но они не продали свои хоромы, а подарили их Зиночке, сказав:

– Если у нас все сложится хорошо, квадратные метры навсегда твои. Если в Америке ничего не получится, мы вернемся в Москву и поселимся на старом месте.

Сначала эмигрантам пришлось нелегко, но потом все наладилось. Старшие сестры не собирались возвращаться в Россию, они сделали дарственные на Зинаиду, и она стала обладательницей трехэтажных хором. И никто не знал, что по сути это одни апартаменты с внутренними лестницами. А на первых этажах жили дочь и сын Викиных со своими семьями. Как только в России стало можно продавать и покупать жилье, соседи снизу сделали Мориной предложение обменять одну свою квартиру на ее дом под Питером, который некогда достался Юрию от покойного отца. Особняк давно стоял пустым. У Мориных была прекрасная дача в Подмосковье. Конечно, они согласились. Спустя пару лет Зинаиде достались и апартаменты на первом этаже. Сын Викиных решил уехать за границу и предложил другу своего отца стать владельцем ненужной ему квартиры. Пятиэтажное здание в центре столицы стало целиком принадлежать Зине и Юрию.

У Зинаиды двое детей. Сонечка, художница, музыкант, писательница, необыкновенно творческая личность.

– Девочка очень ранимая, – говорила Морина, – все пропускает через сердце, очень переживает, когда сталкивается с несправедливостью. Ей не везло в любви. Но потом она встретила Петра и сейчас живет в счастливом, но гражданском браке. А вот младшая дочь Светочка сыграла свадьбу. Ее муж Игорь… Это очень интересная история. Сейчас расскажу все по порядку. Мой супруг, Юрий Сергеевич Мильштейн, играл на виолончели, он часто улетал на гастроли, порой его по три-четыре месяца дома не было. А потом вдруг неожиданно он нарисовал картину, очень странную. Болото, кувшинки, на краю топи, на одеяле сидит усталая жаба со спицами в лапах. В воду свешивается длинный шарф, который мастерица трудолюбиво вяжет. Около нее спит кот. Полотно называлось: «Правдивые сказки. Уж полночь близится, а Германа все нет». Живописью Мильштейн впервые занялся, когда попал в больницу после того, как его поздним вечером на пешеходном переходе сбила машина. Дальнейшее развитие событий могло бы лечь в основу какого-нибудь «мыльного» сериала, только их тогда в СССР не снимали.

Водитель, который наехал на Мильштейна, был школьником. Мальчик, взяв без спроса машину отца, отправился к дому девочки, на которую хотел произвести впечатление. Поняв, что сбил человека, подросток бросился к телефону-автомату, стал кому-то звонить, и буквально через пять минут примчалась «Скорая», она доставила музыканта в расположенную неподалеку больницу.

Несмотря на то, что руки и ноги зверски болели, виолончелист не потерял сознания и сохранил способность удивляться. А изумляться было чему.

Едва носилки вкатили в приемный покой, где сидели, лежали и стояли больные, как к Мильштейну бросились аж три доктора. Отогнав медбрата, они сами раздели пострадавшего и отвезли его на рентген. Появление виолончелиста в темном кабинете вызвало приступ энтузиазма у рентгенолога, он сам постелил на стол чистую простыню. Тот, кто хоть раз попадал в советское время в клинику, поймет, какое почтение оказали Юрию: свежая белая простыня, которую врач собственноручно набросил на желтую клеенку!