Наталья Александрова - Дар бессмертия

Дмитрий Алексеевич заторопился, стараясь не отставать от монахини.

Вскоре они поднялись на смотровую площадку, расположенную в мавританской части Ронды. Старыгин невольно бросил взгляд назад, на ущелье, разделявшее две половины города. От грандиозной панорамы, открывшейся его взору, невольно захватывало дух. Ущелье рассекало Ронду, как рана, нанесенная городу кривой мавританской саблей. По его отвесным краям лепились каменные постройки, казавшиеся отсюда крошечными, как кукольные домики. Темные массивы скал отбрасывали мрачные тени. Внизу, под ногами Старыгина, парил горный орел, высматривая жертву на дне ущелья. Вряд ли, подумал Старыгин, найдется где-нибудь в мире другой город, расположенный столь же величественным образом…

Он отвлекся от потрясающего вида, вспомнив о цели своего путешествия. Монахиня уже свернула в один из узких переулков, и Дмитрий Алексеевич поспешил за ней, чтобы не заблудиться в лабиринте мавританского города.

А за поворотом действительно начинался настоящий лабиринт. Белые дома с изящными балконами, на которых красовались ящики с цветами и птичьи клетки, казалось, стояли здесь с единственной целью – чтобы сбить Старыгина с толку, запутать его, пустить по ложному следу. Эхо шагов монахини отдавалось от каменных стен, усугубляя путаницу. Дмитрий Алексеевич чуть ли не бежал, и наконец за очередным поворотом он увидел темный силуэт в монашеском одеянии. Переведя дыхание, он двинулся вслед за монахиней и вскоре вышел на небольшую уютную площадь, в центре которой был разбит сквер, а на краю возвышалась церковь с изящной колокольней, украшенной изумительной каменной резьбой.

Старыгин не сомневался, что колокольня перестроена из мусульманского минарета, а сама церковь воздвигнута на фундаменте мавританской мечети. Именно отсюда, с этой колокольни, доносился тот печальный колокольный звон, который услышал Старыгин, карабкаясь по каменной лестнице.

Кафедральный собор Ронды, церковь Санта-Мария Майор… если он верно разгадал послание в Музее корриды, путь его лежит именно сюда.

Старыгин вошел под своды собора.

Точнее, он вошел в небольшое помещение вроде прихожей, где размещался киоск с альбомами и путеводителями на разных языках. Здесь же продавали билеты для посещения собора. Точнее, должны были продавать, поскольку за столиком кассы никого не было.

Дмитрий Алексеевич остановился и огляделся.

В одном из углов комнаты он увидел расположенную под потолком резную каменную раковину – михраб, оставшийся от мечети, на месте которой построили собор. Старыгин не был специалистом по мусульманской культуре, но, конечно, знал, что михраб – изобретение арабских архитекторов, каменный резонатор, усиливающий голос проповедника. Мулла, совершающий богослужение в мечети, встает под михрабом, и резная раковина так усиливает его голос, что он слышен в самых отдаленных концах храма.

В знаменитой мечети Кордовы могло поместиться во время богослужения до пятидесяти тысяч мусульман, и все они слышали усиленный михрабом текст Корана.

Кроме древнего михраба, в помещении находилось несколько старинных картин на евангельские сюжеты – «Благовещение», «Поклонение волхвов»… Раннее Возрождение, определил Старыгин, вероятно, северное… скорее всего, фламандская школа.

Картины потемнели от времени, красочный слой частично пострадал от неаккуратного хранения, но в композиции и рисунке чувствовалась рука мастера, и Старыгин почувствовал профессиональный зуд – он представил себе, как мог бы отреставрировать эти холсты.

Особенно хороша была Мадонна в «Благовещении» – удивленное лицо, немного приподнятые углы глаз, кроткая улыбка на губах… Она вся светилась надеждой и ожиданием, и еще – в ней было слабое недоверие к той чудесной вести, которую принес ей юный женственный архангел… Краски картины поблекли от времени, но Старыгин почему-то не сомневался, что легкие волосы Мадонны отливают в закатном освещении темным старинным золотом.

– Простите, сеньор, я вас задержала… – раздался у него за спиной негромкий голос.

Дмитрий Алексеевич обернулся – и сердце его невольно пропустило один удар.

В дверях стояла высокая молодая женщина.

Это лицо… оно словно сошло с картины, которой только что любовался Старыгин. Те же удлиненные янтарные глаза, немного приподнятые к вискам, те же полные, чуть приоткрытые губы, на которых играла кроткая неуверенная улыбка. Те же высокие скулы, смуглая нежная кожа и легкие, свободно распущенные волосы, отливающие темным старинным золотом в неярком свете, пробивавшемся через небольшое окно.