Кирил Бонфильоли - Не тычьте в меня этой штукой [litres]

ГОП – или, как ее называли при мне, ГПУ – не нужен больше никакой натуральный товарообмен с Государственной гражданской службой за вычетом одного насмерть перепуганного человечка в Казначействе; а ее Мандат инструктирует – инструктирует, будьте так любезны, – Комиссаров полиции предоставлять членам группы «любые административные возможности без всяких дисциплинарных обязательств или канцелярских формальностей». Нормальная полиция, естественно, эту деталь просто обожает. ГОП подотчетна лишь Первому министру Ее Величества в лице его Особого поверенного, который является титулованным графом и членом Тайного совета, а по ночам ошивается у общественных уборных.

Подлинным же исполнительным руководителем группы служит бывший полковник парашютно-десантных войск, который учился со мной в одной школе и носит причудливое звание Главного экстра-суперинтендента. Очень способный парень, фамилия Мартленд. Ему нравится делать людям больно. Очень.

Ему явственно хотелось бы поделать мне больно здесь и сейчас – как бы прощупать почву, – но за дверью маячил Джок, время от времени притворно-застенчиво порыгивая, дабы напомнить: если потребуется, он всегда под рукой. Джок – эдакий анти-Дживз, немногословный, находчивый, даже почтительный, если на него находит стих, но вообще-то как бы все время в подпитии и очень любит крушить людям физиономии. В наши дни изящными искусствами заниматься без головореза невозможно, а Джок в своем ремесле – один из лучших. Ну, сами понимаете, – был.

Представив вам Джока – его фамилия как-то вылетела из памяти, но, полагаю, должна быть по матушке, – я, наверное, лучше перейду к некоторым фактам о себе. Я – Чарли Маккабрей. Я не шучу – меня действительно окрестили Чарли; моя мама, вероятно, каким-то неявным способом так отыгралась на папе. И ярлыком «Маккабрей» я очень доволен: штришок древности, намек на еврейство, душок морального упадка – ни один коллекционер не сможет устоять и скрестит шпаги с торговцем по фамилии Маккабрей, будьте любезны. Я сейчас в самом соку, если это вам о чем-нибудь скажет, едва среднего роста, прискорбным образом выше среднего веса и обладаю интригующими остатками довольно блистательной привлекательности. (По временам в приглушенном свете и с подоткнутым брюшком я готов чуть ли не ухлестнуть за самим собой.) Мне нравятся искусство и деньги, грязные шутки и выпивка. Я сильно преуспевающ. В своей недохорошей второсортной частной школе я обнаружил, что почти любой может одолеть противника в драке, если готов большим пальцем выдавить ему глаз. Большинство не способно подвигнуть себя на такое, вы это знали?

Более того, я – «достопочтенный», ибо папочка мой был Бернард, Первый барон Маккабрей Силвердейлский пфальцграфства Ланкастер. Он был вторым величайшим арт-дилером столетия; отравил себе всю жизнь, пытаясь вздуть цены на Дювина [7] Джозеф Дювин (1869–1939) – английский арт-дилер, даривший произведения искусства многим британским музеям и галереям. несоразмерно остальному рынку. Баронство свое получил якобы за то, что одарил нацию хорошим, но непродаваемым искусством на треть миллиона фунтов стерлингов, а на самом деле – за то, что вовремя забыл о ком-то нечто конфузное. Мемуары его должны выйти в свет после смерти моего брата – скажем, где-то в будущем апреле, если повезет. Очень вам рекомендую.

А тем временем в ночлежке Маккабрея и. о. распорядителя работ Мартленд рвал и метал – или делал вид, что. Он ужасный актер, но, с другой стороны, он довольно ужасен и когда не актерствует, поэтому трудно порой сказать, если вы следите за моим ходом мысли.

– Ох, бросьте, Чарли, – недовольно сказал он. Бровь моя трепетнула в самый раз, чтобы показать: в школе с ним мы учились не так уж и недавно.

– Что вы имеете в виду – «бросьте»? – спросил я.

– Я имею в виду, давайте не будем играть в глупеньких мудозвонов.

Я рассмотрел возможности трех умных возражений на его одну реплику, но пришел к выводу, что не стоит беспокойства. Бывают времена, когда я готов перекинуться с Мартлендом словечком-другим, но сейчас время иное.

– И что именно, – здраво спросил я, – по вашему мнению, я могу вам дать из того, что, по вашему мнению, вы хотите?

– Любую наводку на дельце с Гойей, – ответил он тоном сломленного Иа-Иа. Я воздел ледяную бровь-другую. Он несколько заерзал. – Существуют дипломатические соображения, знаете ли, – слабо простонал он.

– Да, – с некоторым удовлетворением ответствовал я. – И я понимаю, как они могут возникнуть.