Дарья Донцова - Мохнатая лапа Герасима

– У меня она тем же самым интересовалась, – поддакнул Лев, – пообещала: «Отдашь документы, лекарство будет сделать пустяк! Люди за мои таблетки передерутся, я получу большую прибыль, тебе процент отрежу! Неси папки!» Планов у нее гора! Хотела сама пилюли штамповать. Я отказался. Наделает ерунды, впарит народу, не дай бог, кто-то тапки отбросит, и отдадут нас под суд. Радиновой в ее возрасте ничто не грозит, ее домой отпустят. А я так легко не отделаюсь.

– Лекарство существует! Оно работает! – завопила Эльвира. – И вы этому наилучшее подтверждение. Лев, у тебя что-нибудь болит?

– Вообще или сейчас? – уточнил Орлов.

– В целом! – воскликнула Радионова.

– Не могу пожаловаться на здоровье, – пожал плечами Орлов.

– Вот! – заликовала Эльвира. – А почему? Потому что в детстве ты получал капельницы с препаратом.

Лев Владимирович рассмеялся:

– Я не курю, не алкоголик, не бегаю по бабам, занимаюсь спортом, слежу за питанием, не злюсь, не завидую. Веду так называемый здоровый образ жизни. То, что в меня влили в глубоком детстве, давно вытекло.

– Вы все выглядите моложе своих лет, – уперлась Эльвира, – про меня и говорить нечего. Да-да, я тоже получала капельницы. Отец мой считал, что лекарство не только с пеленочного возраста эффективно. Мне его колоть начали в шестнадцать лет. Посчитайте, сколько мне лет, а я на своих ногах и в здравом уме. Лева, ты выглядишь на сорок пять! Ксения тоже! Про Аню я вообще молчу! Она внешне маков цвет, зато душонка у нее гнилая!

– Велите ей замолчать, – процедила теща олигарха.

– Никто, никогда, нигде, ни при каких обстоятельствах не имеет права запретить мне говорить, – фыркнула Эльвира. – Сейчас сообщу про Аньку такое, что она, противная баба, навсегда рот захлопнет!

Радионова повернулась к Ивану Никифоровичу.

– Знаете, чем эта особа занимается?

– Мы в курсе, – спокойно прервал пожилую даму мой муж.

– В курсе! – язвительно повторила Эльвира. – И какой у вас, интересно, курс?

Коробков кашлянул.

– Отвечу. У Андрея Михайловича Красавина внушительный бизнес. Он занимается разными делами и всегда на зависть успешен. Но когда он женился на Елене, у него был только медцентр «Красота Парижа». Так?

Красавин впился глазами в Димона.

– Какое отношение мои проекты имеют к тому, о чем тут говорили?

– Самое непосредственное, – объяснил Коробков. – Помните, когда, у кого и почему вы купили «Красоту Парижа»?

Красавин опустил одно веко и стал похож на сонную черепаху.

– У этого объекта было много владельцев, всех я не помню.

– Нет, – возразил Коробков, – хозяин был один. Смотрим на экран. Там договор, в нем четко указаны лица, совершившие сделку. Любопытный документ.

На некоторое время стало тихо, потом Елена звонко произнесла:

– Там упомянута моя мама. Ничего не понимаю.

– В договорах и впрямь разобраться трудно, – согласился Иван Никифорович, – они, как правило, составляются на жестком юридическом суахили. Перевожу на простой язык обывателей. Госпожа Шляхтина-Энгельман продает господину Красавину «Красоту Парижа» за смешную сумму пятьдесят тысяч рублей. Подозреваю, что это все деньги, которые тогда были у «богача» в запасе.

Елена ойкнула, а Иван продолжал:

– Но поскольку договор существует только на бумаге, самого процесса купли-продажи никто не видел, то я сейчас пофантазирую на эту тему. За год до того, как стать счастливым мужем, Андрей был всего-то скромным преподавателем музыки в школе.

Елена ахнула.

– Зарплата у него – кот наплакал, – объяснял тем временем мой муж, – зато была большая квартира в центре Москвы. Жилье досталось ему от Майи Михайловны, покойной бабушки, та считалась одним из лучших гинекологов Москвы и никогда не бедствовала. Упомянутая дама твердой рукой руководила дочерью Галиной и внуком, она мечтала, что Андрюша станет известным музыкантом: гастроли по всему миру, контракты, деньги. Но не получилось, мальчик упал, сломал руку. Майя Михайловна умерла в тот год, когда внук поступил в институт, она успела его на первый курс пристроить. Майя прекрасно понимала – Галина мямля, успеха она никогда ни в чем не добьется, продаст то, что накоплено матерью, проест, останется на бобах. Бабушка боялась, что Андрюша останется без жилья, и подарила апартаменты внуку, специально оговорив в дарственной: сбыть квартиру с рук Красавин сможет лишь после того, как ему стукнет тридцать.

Все получилось так, как рассчитывала умная бабушка. Галина продала все, что имела, а вот хоромы сбыть с рук не могла. Уж не знаю, уговаривала ли мать сына…