Нина Стожкова - Танго со смертью

— Позвольте полюбопытствовать, мадам, что вы так увлеченно читаете, — приступил незнакомец к легкому больничному флирту.

— Виктор Пелевин, социальная фантастика, — неохотно оторвалась Лина от книжки. — Не думаю, что вам понравится. Так сказать, литература на любителя.

— А вы любитель подобных сочинений? — не отставал старик.

— О да! — призналась Лина. — Реальность во всех ее неприглядных видах давно меня не интересует. А вот в литературе фантастические идеи нередко бывают забавными и неожиданными, хотя сейчас писатели чаще пугают нас мрачными страшилками… В общем, сплошные антиутопии. Хотите, дам почитать?

— С удовольствием. Хотя бы полистаю наконец что-то новенькое, а то я что-то совсем отстал от жизни, — оживился любознательный незнакомец, аккуратно принимая книгу. — Все лучше, чем от безделья портить глаза и в планшет пялиться. Стыдно сказать: сижу весь вечер в социальных сетях и на политических сайтах, транжирю время, словно я подросток, открывший для себя порноресурсы… Политические новости, как вы догадываетесь, не способствуют быстрому выздоровлению. Особенно кардиологических больных. Да, позвольте представиться: Иннокентий Бармин, дипломат в отставке.

— Ангелина Томашевская, гендир в законе, — ответила Лина ему в тон. — Помимо администрирования в частной детской музыкальной студии преподаю там фортепьяно и вокал. А по сути — тяну на своем горбу эту убыточную частную компанию, потому что других дураков на должность гендиректора в нашей организации не найти. Сейчас все музыканты хотят заниматься «чистым искусством», в крайнем случае, педагогикой, и никто не желает ни за что отвечать, в особенности, за такие неприятные вещи, как финансы и налоги. Не говоря уже о детях, от которых можно каждую минуту ожидать чего угодно, и о наших педагогических чиновниках. У меня от их проверок и от бесконечных циркуляров министерства образования в последнее время голова идет кругом.

— И все-таки вы счастливый человек. Это же сплошное удовольствие — работать с талантливыми детьми! — оживился Бармин.

— Пожалуй, вы правы. А вот общение с инспекторами отдела образования, с налоговой инспекцией и с пенсионным фондом, — удовольствие на любителя, — проворчала Лина. — Другие сомнительные удовольствия — постоянный поиск спонсоров, а также площадок для концертов наших маленьких артистов, заказ костюмов, родительские собрания, ну и так далее…. Увы, в любой профессии есть свои неприглядные и рутинные стороны. Впрочем, это еще не самое страшное. Печально, что наша студия при всех своих почетных грамотах и победах в конкурсах постоянно балансирует на грани банкротства…

— Где же меценаты? Где спонсоры? — картинно вознегодовал Бармин. — Неужели богачи не понимают, что у гроба нет карманов, а дети — наше будущее?

— Не хотят понимать, Иннокентий Михайлович. Все как один утверждают, что благотворительность — не их конек.

— Вот сволочи! — возмутился Бармин. — Мы же с вами пока еще живы, Ангелина Викторовна, и прекрасно помним, как нашим новым буржуям их фирмы и их денежки в девяностые достались. Ясно, что не в результате непосильного труда, громадных кредитов под грабительские проценты или интеллектуальных открытий. Будем откровенны — они разбогатели при помощи бандитского отъема средств у населения, а также в результате обманной приватизации, залоговых аукционов, захвата недр, скупки за копейки акций прибыльных предприятий и других богатств нашей несчастной и отнюдь не бедной когда-то страны. В общем, этим криминальным «бизнес-гениям» давно пора о душе думать, грехи замаливать и денежки не на яхты и футбольные клубы тратить, а на детей жертвовать…

— Все мои разбогатевшие знакомые вышли из комсомольских функционеров, поэтому у них крепкие нервы и эластичная совесть, — грустно отозвалась Лина. — Моральные нормы для них и в восьмидесятые ничего не значили, а теперь тем более не стоят ничего. Они, как говорится, каждый раз переобуваются на лету. Были коммунисты — стали капиталисты. В то время эти милые люди жили ради карьеры и номенклатурных льгот, а теперь вкалывают ради прибыли, то бишь для умножения капитала своих разросшихся семей. Вот и вся разница, вот и вся их мораль. Не удивительно, что мои скучные речи о том, что дети — наше будущее, эти господа встречают с циничной ухмылкой. У них свои дети и внуки, которым уготовано вполне себе прекрасное будущее, непохожее на наше с вами скромное прошлое.