Дороти Кэннелл - Сплошной обман

Мистер Дизли был единственным, кто перед уходом проявил признаки тревоги. Шагая по лужайке, он продолжал бросать в сторону второго этажа страдальческие взгляды, которые придавали ему сходство с бассетом, мучающимся несварением желудка. Неделю назад ни за что бы не поверила, будто такой старик способен умирать от страсти, но с тех пор я сильно повзрослела. Мне вспомнилась новость про папу и Руту, тетушку Гарри. Будем надеяться, что Ферджи окажется начеку. И в то же время я хотела, чтобы папа нашел свое счастье. Его чувства к маме останутся неизменными, но ее давно уже нет с нами…

Гарри мимоходом попрощался со мной, на секунду оторвавшись от разговора с Шанталь — он предлагал подбросить ее до деревни в катафалке сестер. Мотоцикл на время вышел из строя, и я почти смягчилась, когда услышала, что прошлой ночью он добирался на попутках. Но почему сейчас уезжает? На ум пришла единственная веская причина — лошади, которых нужно кормить. Я очень понадеялась, что при встрече они на радостях как следует покусают Гарри.

Как папа отнесется к тому, если я стану монахиней? Представив, какой болезненно–бледной, но соблазнительной буду в монашеском одеянии, я немного развеселилась. А свою праведную жизнь начну с того, что вымою посуду. Весьма безответственно со стороны Шанталь свалить все на меня, но так уж и быть, если страдать, то по полной программе. Должно быть, Шанталь вообще не занималась грязной посудой: у раковины я неизменно заставала только Страша… Что с ним сейчас? Может, Шанталь спешит в полицейский участок, чтобы увидеться с ним?

Кто–то должен был приготовить обед. В холодильнике обнаружилась свинина, я нарезала мясо, репчатый лук, лук–порей, картофель и поставила в духовку. Когда же появится Страш? Настенные часы мрачно известили, что уже пятый час. Доставая из шкафчика посуду, я наткнулась взглядом на прислоненную к стене стремянку. Может, Страш влез на нее вчера утром, приложил ухо к люку и подслушал, о чем говорил Энгус? Впрочем, подслушать могла и Шанталь. Прокралась через сад в гостиную и приникла к замочной скважине. Не сглупила ли я, доверившись ей?

В дверь поскреблись, и я впустила на кухню Минерву.

— Если бы ты, дорогуша, не была такой молчуньей, то многое могла бы нам поведать. — Я раскрошила остатки сандвичей и высыпала в китайскую миску. — Совершенно непостижимый дом…

Сестры пускаются во все тяжкие, чтобы хватало на жизнь, а ты, несносная псина, трескаешь из сосуда, который другие держали бы под стеклом.

Старинная миска напомнила мне, что я так и не закончила чтение занимательного труда под названием "Род Трамвеллов". Книгу я нашла на том самом месте, где ее оставила, и погрузилась в чтение. Точнее, попыталась. Голова по–прежнему раскалывалась. Отыскав статью о Синклере, я с удивлением обнаружила, как мало он соответствует представлениям о пирате–головорезе, который спрыгивает с люстры, чтобы украсть огромный рубин из тюрбана магараджи. Какое там! Пират Синклер посадил двадцать вязов, произвел семь детей и охотно жертвовал деньги церкви, хотя и не отличался чрезмерной набожностью. Я зевнула. Во время своих путешествий Синклер пытался привить дикарям радости английской цивилизации. Еще один зевок — и книга с шелестом захлопнулась.

Только не спать, Тесса! Свинина может пережариться. Вновь открыв книгу, я нашла ту строчку, где остановилась. "Умел глубоко ценить искусство древних династий…" Они бы с Энгусом нашли общий язык, бродя по галерее и обсуждая достоинства ранней династии Мин.

В голове моей щелкнуло.

Мин! Династия Мин…

Ведь Энгус перед смертью успел прошептать это слово. А также упомянуть собаку… И мы решили, что он говорит о Минни. Так оно и было, вот только Мин — это вовсе не собачье имя… Китайская миска! Подумать только, всего несколько минут назад я трепалась с этой испорченной собакой о ее китайской посудине! Энгус вовсе не хотел сказать, что Минерва видела преступника или утащила нож, нет, он пытался сказать: "Собачья миска эпохи Мин!"

Не в силах сидеть спокойно, я соскочила с кровати и взгромоздилась на качели. Плавные движения вверх–вниз помогали думать. Энгуса погубили его знания. Его порывистость и пылкость. Он сообщил кому–то о своем открытии, точнее, подозрении, ибо, если Энгус был бы уверен, он первым делом поспешил бы оповестить сестер. Должно быть, он сказал, что съездит в Лондон проконсультироваться, а затем, если его догадка верна, немедленно возвратится во Флаксби—Мид. А человек, которому он признался, наверное, кивал, улыбался и говорил, как это было бы чудесно для сестер, а сам втайне думал: "Как будет чудесно для меня, если я смогу навсегда заткнуть тебе рот".