Маргарита Малинина - Самба на острове невезения. Том 1. Таинственное животное

— Дело очень деликатное, — кинулся Акунинский в пояснения и наконец-то сел за стол. — Потенциальный террорист может насторожиться, узрев поблизости мужчину крепкого телосложения с особым цепким взглядом. Другое дело, две хрупкие девушки, которые априори не способны на дедуктивные, а тем более боевые действия. Вам понятен ход его мыслей?

— Да, — с задором откликнулась Катька. — Что нам нужно делать?

— Так, — Борис с раздражением хлопнул по столу и глянул на меня, — уведи ее отсюда! Немедленно! — Потом ей: — Ничего не нужно делать, поняла, золотая моя? Ни-че-го! Возвращаться на работу нужно — вот что тебе делать! А ты чего носом шмыгаешь? — без перехода спросили меня недовольно, будто я была виновником своей собственной болезни.

Отчего-то я и впрямь почувствовала себя виноватой. Понуро опустив голову, ответила:

— Я болею. Температура.

— Вот! — поднял Акунинский вверх указательный палец. — А ты ее, полуживую, сюда потащила, не стыдно тебе, Катя? А?

— Почему это мне должно быть стыдно? — с вызовом откликнулась лучшая подружка, но щеки, правда, слегка подрумянились. — Нет лучшего лекарства от недуга, чем любимое занятие! К тому же с позиции террориста…

— И-ди до-мой! — стуча по столу, говорил Борис по слогам, как делал, когда хотел придать своей речи выразительность, но Катерина, совершенно его не слушая, продолжала говорить со следователем в один голос:

— …хворающая Юлька и тени сомнения не наложит…

— До-мой!! До-мой!! — не переставая стучать ладонью по деревянной поверхности.

— …в своей невинности и беззащитности, плюс ко всему…

— До-мой!!

Когда разноголосое бурчание и неприятный стук слились для меня в одну сплошную какофонию, а затылок пронзило тупой занозливой болью, которая заставила меня сморщиться и, на секунду закрыв глаза, приложить пальцы к месту поражения, Любимова вдруг подскочила на ноги и, ткнув в меня пальцем, сказала:

— Да вы посмотрите на нее!

Театральный фокус удался. Борис заткнулся и перестал стучать, в моем организме тоже наметились перемены: головная боль сменилась чувством любопытства. Я так захотела узнать, что за чушь она станет нести дальше, чтобы переубедить друга следователя, что, по-моему, даже температура прошла.

— Какой из нее агент? — продолжила между тем Катька. — Кто на нее подумает? Она же овечка!

— Ну спасибо! — Пару раз в жизни я видела овец, и они были не сказать чтобы очень красивыми. Особенное раздражение вызвало упоминание о материнской привычке называть свою дочь не по имени, как это положено во всех среднестатистических семьях, а по кличке — Овца. Конечно, «овечка» — уменьшительно-ласкательная производная от данного слова, но смысла это не меняло.

— Нет-нет, я в хорошем смысле! — кинулась Катя оправдываться, поняв, что меня обидела, а Бориска взял да рассмеялся, чем просто-напросто меня добил.

— Что тут смешного? — не выдержала я.

Любимова села рядом со мной. Акунинский хотел мне что-то ответить, но тут затренькал телефонный аппарат. Очевидно, его куда-то вызвали, потому что он брякнул «да», после чего сказал «ага» и через пару секунд снова «да», встал и молча вышел из кабинета.

Поскольку с нами не попрощались, я со спокойной совестью продолжала сидеть и ожидать возвращения хозяина комнаты, однако у подруги были иные планы.

— Это знак! — буркнула она и опять поднялась.

— Ты куда? Он же должен вернуться.

— Ага, для того чтобы сызнова читать нам лекции. Нет уж, баста. Ничего нового я здесь уже не услышу.

— А где услышишь? — спросила я и тут же сама поняла ответ. — Ах! Ты же не думаешь связаться…

— С Григорием Акунинским! Именно!

— Но как ты собралась… — договаривать я не стала, потому что на моих изумленных глазах закадычная подруга подкатила к Борискиному столу и, пошмонав его немного, отыскала заветные анкеты.

Я подскочила к ней, и вместе мы принялись изучать текст документа.

— Боже, ты представляешь, что это значит? Агентурные данные! — Катерина впала в священный трепет, который явственно сквозил в ее голосе и был настолько заразительным, что я с благоговением крякнула и закивала котелком в знак согласия со степенью величия данной бумаги. — На нас составят досье! На основании этих анкет! Оформят личные дела! — Она оторвала лицо от бумаги и, сильно схватив меня за плечи, нервно затеребила во все стороны, ввиду чего головешка моя заболталась и соскочила резинка с хвоста. — Мы будем агентами, Юля! Ты понимаешь?!