Маргарита Малинина - Самба на острове невезения. Том 2. Разоблачение Шутника

— Что ты сделал? — закричал дотоле всегда уравновешенный дед. — Витя, проснись! Погляди, что он сделал!

— Я? — залепетал Марик. — Я? Почему я? Я ничего не делал! — Чем дальше он говорил, тем отчетливее он понимал, что ему никто никогда не поверит, ввиду чего голос постепенно затухал. — Ничего не сделал… Ничего… — пока не смолк совсем.

Тем временем пробужденный Виктор, напоминая медведя, принудительно вытащенного из берлоги посреди зимы, показался перед нами во всей красе: злой, небритый и лохматый. Едва только узрев в руках Марика две половинки некогда целой удочки, он заревел опять же как медведь:

— Умоляю, скажите мне, что это первая!

— Нет, Витя, первую мы переложили, — опроверг последнюю надежду старик. — А эту он вынес из кустов.

Что тут началось… Если Виктор психанул из-за удочки Саныча, зная по себе, насколько долго и тяжело они делаются, стоит ли описывать, в какую дикую ярость он пришел, узрев и свою сломанной? И все тем же человеком?

Короче, держали мы его пятеро. По этому случаю и Анька со Скелетом проснулись. А Марик стоял послушно перед всеми и не мог и слова вымолвить. Похоже, у него был шок. А Витя все порывался надрать ему задницу и махал кулаками, пока мы его удерживали.

— Засранец! Засранец! Тебе не жить! Только попадись мне! — и так далее.

— Витя, перестань! — вслед за всеми кричала я, пытаясь его утихомирить. — Он же как лучше хотел! Поверь, он хотел наловить рыбы, чтобы накормить нас завтраком!

— И ты его еще выгораживаешь! — ответил мне Виктор. — Ты хоть понимаешь, что никакой рыбы мы больше не увидим! Это были лучшие тростниковые палки, которые подходили под удочки! Остальные кривые! Что, опять переться на ту гору, да? Давно с горы не летала, да?

— Витя, не кричи на меня. Я просто пытаюсь его оправдать.

— Не стоит он этого! Ладно, пустите меня! Я успокоился. — Мы выпустили. — Катя, он оставил нас без пищи, — обращался он теперь лишь ко мне, и, хотя тон действительно немного утих, лицо переполняла такая же ярость. — Так что не надо его выгораживать больше, иначе мы поругаемся. Хорошо?

— Хорошо, — покаянно кивнула я.

На пару секунд на пляже воцарилось молчание, разбавляемое только шумом волн и пением диких птичек из ближних зарослей.

— Блин, ну говорят, не бери, значит, не бери! — резко вдруг опять завопил Виктор и сделал попытку снова броситься на Марика, но мы и в этот раз удержали.

— Витя, дыши глужбе! — посоветовал дед.

— Дышу.

И тут, когда уже и Витя окончательно успокоился, у Маврикия в голове что-то прояснилось. Удивление в глазах сменилось злостью и пониманием. Он ткнул в меня пальцем и заявил при всем честном народе:

— Сука!

— Что? — удивилась я и посмотрела по сторонам. — Ты это кому?

— Тебе! Ты сука! Ты все специально! Это ты!..

— Маврикий! — взбесился Саныч. — Знаешь, я тебе все прощал! Даже чертовы удочки, потому что это, как ни крути, просто вещь! Но человека я тебе не прощу, понял? Она вступилась за тебя, а ты смеешь обзываться! Да как совести хватает? Знаешь, что я думаю сейчас. И, наверно, скажу это тебе от лица всего племени. Если кто не согласен, может меня поправить. Но первое решение было самым правильным. Тебе не место среди нас. Сегодня голосование, и я предлагаю тебя исключить! Если сломал, то нужно признать, а не сваливать свою вину на невиновных! Правильно я говорю, товарищи?

— Да! — поддержали все.

— Что? Что? — залепетал опять Марик тихим голосом. И снова воззрился на меня своим ненавидящим взглядом, как в тот раз, когда вернулся на остров и сошел с трапа. — Ты сделала это, да? Все снова пошло по плану, так? Ты этого и добивалась? Сука!

— Так, прекрати уже ее обзывать! — закричал Саныч.

— Да, это не остроумно, — поддержал Скелет.

— Придурок! — высказалась Анька.

— Козел! Сломал мою удочку! — ну это понятно кто.

В куче озлобленных лиц я выделила Олега. Он одобрительно приподнял кончики губ и слегка кивнул.

Стыд разлился неприятным теплом по всему телу, и, чтобы у всех на глазах не разреветься, я молча удалилась в джунгли. Если такой человек, как Олег Кожухов, начал мной гордиться, то мне не иначе как пора покончить с собой.

Остров, день 20-й

Голосование прошло на удивление без истерик. Слаженно и единогласно. Ну то есть не считая одного голоса против меня. Но этим бедняга ограничился и как в тот раз вставить слово и отобрать микрофон у ведущего не пытался. Понял, что это бесполезно. Лишь одинокая слеза скатилась по щеке в тот момент, когда его под белы рученьки выводили из шатра. Все тоже зашевелились как-то, собираясь расходиться, но не тут-то было. Мистер Фокс припас нам подарок. Точнее, сюрприз.