Дарья Калинина - Муха с татухой

Итак, никто отпускать его не собирается. Появление еще одного бандита ничуть не улучшило положения самого Саши. Этот Шершень ясно дал понять, что сперва он разберется с Епифаном, а потом возьмется за Сашу. Но что они сделают друг с другом, Сашу не волновало. Волновало его, что будет с ним самим. Совсем нетрудно предположить, как Шершень поступит с тем, кого сочтет опасным свидетелем. От свидетелей всегда избавляются — это раз.

А два — это было то, что Саша совсем не собирался отдавать ценные артефакты в чужие руки.

Что сделает Шершень, когда золотые пластины попадут к нему? Продаст! А кому продаст? Тому, кто даст за них лучшую цену. И Шершню будет совсем не важно, что эти пластины мало того, что представляют собой огромную научную ценность, они еще и являются неоспоримой собственностью другой страны, которую не мешало бы туда вернуть.

Но если со стороны российских ученых, попади пластины к ним в руки, еще можно было надеяться на такой гуманизм, изучили бы да и вернули назад в монастырь с искренней благодарностью, то со стороны черных антикваров ни на что подобное нечего было и надеяться. А никому другому подобную находку неоднократно судимый Шершень предлагать бы не стал. Достанутся пластины темным и мутным личностям, таким же, как и сам Шершень. И пойдут пластины странствовать по миру, попадая из одних нечистоплотных рук в другие, все возрастая в цене и упорно минуя свою далекую горную родину, крохотное государство Мустанг. В лучшем случае окажутся в коллекции какого-нибудь музея, в худшем, застрянут в хранилище частного коллекционера.

И Саша принял решение. Не достанутся эти пластины ни одному, ни другому бандиту! Недостойны!

Саша готов рискнуть своей жизнью, лишь бы не допустить подобного безобразия.

Он покосился на окно спальни Галины Владимировны. Вот если бы маме Марго пришла мысль отправиться сейчас на боковую. И вот если бы, укладываясь спать, она выглянула в окно! Тогда женщина могла бы заметить, что возле ее обожаемого рододендрона происходит что-то неладное. Но увы, окно оставалось темным. Хозяйка оставалась в гостиной, она и не думала отправляться к себе.

Ах, как нужна была сейчас Саше чья-нибудь помощь. Да чья угодно!

Двадцать раз Саша уже успел помянуть недобрым словом следователя и его нежелание выставить охрану у дома Марго. Лишней работы он испугался! Скупой платит дважды, а лентяю придется поработать за двоих! Вот прихлопнут сегодня ночью Сашу, и будет следователю и его ребятам завтра новая работа, когда придется им расследовать и смерть Саши, и еще смерть кого-нибудь из двух бандитов. Потому что полной ясности, кто из них победит, у Саши не было. Зато была ясность, что ему самому в любом случае крышка.

А Шершень тем временем заговорил снова:

— Да, не думал я, что ты, Скунс, такую прыть проявишь. Все ныл, ныл, а как понадобилось, так сразу двух человек одним махом замочил. Герой! Даже я по двое не всякий день к праотцам людишек отправлял. На кого другого я бы еще подумал, но на тебя никак не мог. Ты же дохляк! Кстати, тех троих, что на тебя, как я теперь понимаю, работали и в огородике прошлой ночью копались, ты не ищи, не надо.

— Ты их убил! — ахнул Епифан, совсем забыв, что еще совсем недавно притворялся невинным, словно овечка.

— Сами они виноваты. Выдали бы того, на кого работают, остались бы живы. Но они тебя не выдали. А сам я про тебя никак подумать не мог. На кого другого, сколько угодно. Но не на тебя, Скунс.

И чуть помолчав, прибавил:

— И девочек ты тоже не ищи.

Саша похолодел. Неужели речь идет про Софью и Глафиру! Похоже, что про них. Белая магиня и несостоявшийся медиум пропали как-то очень уж резко и внезапно, чтобы это могло хорошо для них закончиться.

— Как? — задохнулся Епифан. — И девок ты тоже… ты их тоже порешил?

— Нет, девчонки еще живы. Что я зверь, что ли, чтобы сразу столько народу на тот свет спровадить? Живы они! Но это ненадолго. Ты же знаешь, свидетелей я не оставляю.

— Девчонки ничего не знают! — воскликнул Епифан. — Отпусти их! Я же использовал их вслепую! Глафира должна была выманить из дома мужчину, хозяина, отправить его в Мустанг, куда подальше и подольше.

— А почему именно в этот Мустанг?

— Более далекого и глухого места на планете мне припомнить не удалось, — буркнул Епифан.

— А Глафира, выходит, ничего про то, на кого работает, толкового не знала? Напрасно я в ее салоне шмон устраивал да в квартире целую ночь девку поджидал? Не нужно было ее и трогать, так выходит?