Дарья Калинина - В стразах только девушки

Наконец удалось понять, что Паулой фермерша называет портрет молодой женщины кисти неизвестного художника, который висел у нее в спальне в изголовье кровати.

– Это подарок моего папы! Он так берег эту картину! Всегда уверял меня, что, когда придется туго, я смогу разбогатеть, всего лишь продав одну единственную Паулу.

– Картина была такой ценной?

– Вовсе нет, – замотала головой Лидия. – Я несколько раз носила ее к разным оценщикам, но все они говорили в один голос, да, работа симпатичная, но стоит она немногим дороже того полотна и красок, которыми написана. Последний так и вовсе выразился прямолинейно, любительская мазня, так он сказал. Да еще написана картина двумя разными мастерами, что тоже было нетипично, и общую цену еще сильней опускало.

– Значит, картина ничего не стоила?

– Это была память о папе. Единственный его подарок мне. И папа придавал этой картине большое значение. Прекрасно помню, как он принес ее к нам домой. Был осенний холодный вечер, за окном лил дождь, но папа появился в совершенно сухом плаще и пояснил, что его подвез товарищ. Конечно, мы с мамой удивились. Папа не был человеком общительным, и приятным я бы его тоже не назвала. Друзей у него не было, он считал, что негоже тратить свое время на такое никчемное занятие, лучше провести его с пользой на службе. Но и в институте у папы друзей не было. Со своими коллегами по работе он во внеслужебное время не общался, да и рабочее общение было весьма своеобразным, папа считал всех их дилетантами и профанами, о чем прямо в лицо им и говорил.

– Удивительно, как вашего папу тогда не уволили.

– Он был отличным специалистом. Гением. В тридцать пять лет уже защитил докторскую диссертацию. Потом строчил одну научную статью за другой, щедро генерировал идеи, позволял другим эти идеи разрабатывать, в этом плане папа был безупречен. Всегда говорил, что ум одного гения может облагодетельствовать все человечество.

– Ну а картина?

– Да, когда он ее привез, то велел обращаться очень бережно. Сказал, что краски еще не просохли. Маме Паула сначала не понравилась. Она спросила, кто эта женщина и, как мне кажется, приревновала папу. Но он держался невозмутимо. Подозвал меня к себе и заявил, что дарит Паулу мне. Я чуть не рухнула. Дело в том, что папа придерживался взгляда, что лучший подарок, который родители могут сделать своему ребенку, они ему уже сделали. Жизнь – это самое ценное, что есть у человека. И с этим подарком никакая прочая мишура не может сравниться. Так что он принципиально ничего и никогда мне не дарил. Ни шоколадки, ни книжки, ни ластика. Мама дарила, папа – нет. И вдруг сразу такой подарок! Неудивительно, что у меня земля ушла из-под ног. Папа это понял, тоже расчувствовался, что для него было нехарактерно, и вот тогда я в первый раз услышала от него, что эта картина когда-нибудь будет стоить целое состояние и при нужде я смогу продать Паулу и сказочно обогатиться.

– Но, по мнению экспертов, Паула не представляла ценности?

– Для меня она была дороже всех картин в Эрмитаже! – отрезала Лидия. – Ведь это был подарок папы. Единственный!

– И кто мог взять Паулу?

– Я не представляю! Очень немного людей вообще знали о существовании Паулы. Я всегда жила очень уединенно. Многие меня упрекают, что я одна живу в таком большом доме, но мне так комфортно. И не страшно ничуть. Я так привыкла, мне так нравится.

– У вас есть фотографии, на которой была бы запечатлена Паула?

– Да, конечно! – горячо воскликнула Лидия. – Я делала ее снимки для предварительной экспертизы. Где-то в компьютере они должны храниться.

– Будьте добры, поищите их для нас.

И пока Лидия рылась в своем смартфоне, пытаясь в галерее отыскать нужные фотографии, полицейский спросил:

– Значит, кроме вас и вашего мужа, в доме бывали лишь домработницы?

– Да.

– А последняя – Наташа – проработала у вас дольше всех?

– Да.

– Она могла считать картину ценной?

Лидия задумалась.

– Возможно. Однажды Наташе показалось, что Паула немного запылилась. И она стала протирать Паулу влажной тряпкой, я в это время зашла в комнату, заметила, что делает девчонка, и страшно на нее обозлилась. Надо же быть такой дурехой, не знать элементарных правил обращения с шедеврами. Боюсь, я была слишком эмоциональна. Но меня тоже можно понять, это подарок папы, я очень испугалась, что домработница его испортит. Никому раньше и в голову не приходило что-то делать с Паулой. Обычно я сама сметала с нее пыль, действуя очень деликатно, орудуя мягкой щеточкой. А тут тряпка! Мыльная! Жуть страшная! Когда я немного успокоилась, Наташа спросила у меня, наверное, картина очень ценная, раз я так разволновалась. И я выкрикнула: очень! Вот она!