Виктор Рябинин - Канкан

Никодим сроду о таких посиделках не слыхивал, сраму оного не видывал и сатанинства такого не нюхивал, а потому стрелой полетел к хозяину с известием, едва успев оповестить всю округу о таком чуде. Так что девок снимали с Потапки чуть ли не всей деревней, соболезнуя родителю и вытирая слёзы матери Ольгерде Брониславовне гарусными платами. Да, натерпелись тогда страху за рассудок дорогого гостя и здоровье белотелых кобылиц! Однако, всё обошлось. А когда Потапка стал растолковывать селянам французские обычаи и нравы при ухаживании за предметом страсти, поседевший с правого виска Тарас Опонасович повелел Никодиму всех троих виновников заморского торжества нравов отходить прилюдно недоуздком по мягким местам так, чтобы они и на ровное-то место с неделю садились с оглядкой. Пороли молодёжь весело, с прибаутками и переглядыванием по-соседски, так как до народа к тому времени дошло понимание всего заморского действа. Вот с той поры и пошёл процесс аж по всем хуторам и мызам. «Пойдём играть в скакалки», – по-простому приглашали дивчины парубков в межсезонье полевых работ. А ежели который отказывал, то его прозывали мерином и в замужество к такому шли неохотно. Поговаривали, что на местного кузнеца саживались и втроём, но то, как приживалась там третья молодуха, хранилось на зависть всей округе в тайне.

После совместных отцовских разборок, Потапку упекли в солдатчину, а девок в монастырь до полной правки. Но всё это творилось по кровному знакомству и чтобы придержать у народа языки. Так что солдатик вскорости пошёл в гору и дослужился до обер-фейерверкера при штабе фельдъегерской связи, а девки через год с небольшим вернулись под отчий кров полностью очистившимися и непорочными, отмолив грехи в постных бдениях и щедрой милостынею в церковную кружку.

Но это всё случилось некоторое и уже забытое время тому назад, так что сейчас в семействе Тараса Опонасовича и Ольгерды Брониславовны были тишь да благодать, хоть пой песни на четыре голоса, хоть пляши барыню в три ноги. Поэтому и ехал на ярмарку полным хозяином помещик Пидстуло, безо всяких тяжких дум в голове и с лёгким сердцем. Пообещался домашним разориться только на подарки. Ольгуше оренбургский полушалок от зимних стуж, Апсе же с Русей полный туес печатных тульских пряников с маковыми крендельками. Уж еслив праздник, то на всех, а не токмо утеха хозяину в питейном заведении да отдохновение буланому коняге у торбы с ямщицким овсом. Так уж повелось, что на сезонное гулянье ездил Тарас Опонасович всегда один. С того ещё праздника повелось, когда увязалась за ним старшенькая Апраксия. Всего-то и постарше Русеяны на часок, но задала трёпку всему уездному полицейскому околотку на сутки. Еле сыскал беглянку Тарас Опонасович на городском посаде в обнимку с местным ухажёром. А если бы мать-Ольгуша куда утекла? Поэтому и не брал с собой длинноволосое племя хозяин, поэтому и гулял один, хоть для себя и выкинул из памяти вольнолюбство дочери.

Народ на осеннем разгулянье колобродил рыбным косяком. Вроде и в одну сторону, но каждый сам по себе. Кому купить, кому продать, кому украсть, ежели своего нет, а иному и вовсе лишнее, где ни попадя спустить на горячую голову. Оставив конягу под надёжным приглядом в ямской, Тарас Опонасович вольно разгуливал по базарной площади, выглядывая знакомцев за-ради душевного разговора в чайной или другой какой попало ресторации. Можно было заглянуть в кафешантан ради срамотных плясок. Таких, чтоб глаз горел и путался в подвязках, когда актриски начинают вскидывать свои кружевные юбки выше головы либо со всего маха заламывать их на спину. А для таких номеров требовался надёжный товарищ, чтоб без пустозвона в голове, чтоб как партизан двенадцатого года. Но на такие постановки надо идти под вечер, перед самым походом в апартамент с одной из балетниц. Можно и не с одной, как в позапрошлый год, когда был урожай на озимые и овёс. А нынче-то пуд отощал ввиду засушливого лета, так что особо мошной не потрясёшь, пыль в глаза либо под юбки без огляда не пустишь. На одну вертихвостку всего и наскребёшь, и то без битья посуды и половых. Дорожает жизнь год от года, а поплакаться некому! И Тарас Опонасович вдругорядь за утро заглянул в чайную. Прислужник ловко спроворил полуштоф анисовой с мочёным яблоком. Организм подношение принял с готовностью, так что вскорости сам-друг пан Пидстуло следовал по площади с молодецкой твёрдостью, только пыль под смазным сапогом. Остановился перед навощенным столбом посреди площади, чтобы полюбопытствовать: сумеет ли очередной ухарь добраться до пары сапог, что подвешены к перекладине на самой верхотуре этой народной забавы или скатится наземь, словно куль с мякиной? Сам бы для гимнастики членов полез, да положение и степенный возраст не позволяют. Раньше, бывало, с такого же столба свой зад не раз и не два о мостовую равнял, зато и сапоги прилюдно примеривать тоже приходилось. А порой и по целой вязанке бубликов принародно добывал. Что ни говори, но цепкость в руках-ногах о ту пору была немалая!

Читать дальше