Надежда Майская - Наследство для Венеры

Девушка погибала. Боль неторопливо расползалась по телу.

Ей было обидно внезапно умирать в столь молодом возрасте, хотя, наверное, и в более старшем бы не особо хотелось. И уж точно не в этой придорожной канаве, заполненной мерзкой холодной водой, окурками и ещё черт знает чем.

Чувство гадливости и безотчётного протеста против того, что с ней происходит, придало сил выкарабкаться из клоаки, несмотря на ужасную резь в правом боку.

Липкая чёрная кровь вытекала из дыры в теле, и тяжелораненая постепенно замерзала. Подняться на ноги возможности уже не оставалось. И скулить тоже.

Сознание ещё не совсем покинуло несчастную, инстинктивно прижавшую грязные руки к животу, чтобы как-то заткнуть прореху, и остались крохи сил свернуться в клубок в в безуспешной попытке согреться.

Последнее, что она услышала, был недоумевающий мужской голос:

– Это девушка! Я думал, какая-то псина ползает и скулит. Помогите! Скорее вызывайте «скорую»!

Раненую в отключке загрузили на каталку, отвезли в ближайшую больницу, положившись на судьбу и медиков.

– Ну и вонь! Откуда вы её вытянули? Тётя Наташа пусть сначала отмоет, после взгляну, – брезгливо окинув взглядом поступившую, заявила дежурный доктор.

Медицинская сестра, низкорослая пожилая дама с удивительно красивым лицом, вышла в длинный коридор и позвала неожиданно зычным голосом:

– Наталья Герасимовна, в смотровую!

Пациенты и посетители притихли. Из противоположного конца коридора донеслось:

– Я в одиннадцатой палате, вымою – подойду.

Сестра милосердия тихо забормотала себе под нос и возвратилась к столу. Сморщилась, осматривая девушку. На кафельный пол смотровой натекла лужа грязной воды вперемешку с кровью, руки, заляпанные глиной, безжизненно свисали с каталки, лицо, также испачканное, было бледным, губы были синими. Женщина осуждающе покосилась на докторшу – постоянно та привередничает – затем привычно принялась за дело. Ножницами ловко вырезала кусок одежды, протерла открытое место вокруг раны, приложила чистый марлевый тампон и обернулась к доктору.

– Анна Сергеевна, посмотрите, я обработала.

– Немедленно вызывайте анестезиолога и готовьте к операции, – доктор потрогала края ранения и сняла перчатки.

Подобранная на дороге девушка пришла в сознание на четвертые сутки после продолжительной операции.

Глаза разъезжались, она никак не могла их сфокусировать. Вздохнуть не удавалось, было трудно, очень хотелось пить и в туалет. Она безуспешно попыталась встать, что-то запищало, и над ней показалось лицо мужчины.

– Очнулась? Замечательно! Сейчас выну у тебя трубку, и будешь свободно дышать. На счет три резко выдохни. Поняла?

Она совершенно не уяснила, для чего это нужно, однако, когда с ней говорят подобным непререкаемым тоном, как правило, предпочитала подчиняться.

Доктор произнес: – Три! – И словно выдрал у неё гортань.

Дышать стало на самом деле легче.

– Спасибо, – прошептала барышня.

– Не за что, – мужчина исчез неизвестно куда.

Больная заерзала.

Теперь над ней возникло миловидное лицо молодой женщины в медицинской шапочке:

– Что тут у нас? Отчего не спим? – специальным (у сестричек такие голоса специальные, вроде как сочувствующие, но так же и равнодушные) голосом справилась сестричка, не глядя в глаза пациентке.

– Пить, туалет, – прохрипела больная.

– Пить не положено, губы намочу, а «утку» сейчас подам.

В тот момент пациентка пока что не ведала и не догадывалась, что её ожидает. К концу третьих или четвёртых суток, когда ей разрешили вставать, такое понятие, как стыдливость совершенно сгинуло из сознания. Девушке неизбежно пришлось примириться с «утками» и собственной беспомощностью.

Стало легче, когда её перевели в послеоперационную палату, там девушка начала учиться заново, управлять своим телом.

Санитарка тётя Ната энергично протирала пол. Ударяла шваброй по ножкам койки, зачем-то передвигала, а для пациентки всё, что происходило с больничной кроватью, отдавалось глухой болью.

– Ну, девка, крупно повезло тебе! Вычистили рану и зашили, сперва баяли, что не жилица, столько грязи подцепила, теперь выздоровеешь. Я точно говорю, если больше пяти дней болящий лежит в реанимации, наверняка может скончаться. Подниматься пора. Прохаживаться. Тапки где? А халат? Как одна по коридору разгуливать станешь? Имя какое?