Дарья Донцова - Зимнее лето весны

– Бред! – взвизгнула я. – Кто может поверить идиотской сказке про оживляющие уколы!

– Пятнадцатилетний ребенок из бедной семьи, мечтающий о сотовом телефоне, – вздохнул Гарик. – Я предполагал, что придет киллер, поэтому люкс нашпиговали звукозаписывающими устройствами, а в соседней палате была засада. Мы очень удивились, когда ты не появилась утром в палате, начали нервничать, искать тебя, под вечер операция грозила сорваться, и тут… ба! Вот и ты, собственной персоной! Где шлялась? Чем занималась? Я велел сидеть тихо!

– Ты не Кирсавин?

– Нет, конечно. Всегда был Ребровым. С чего тебе в голову такое пришло?

Я вцепилась пальцами в одеяло и рассказала о своих умозаключениях. Гарик кивал в такт моим словам, потом вдруг сказал:

– Зимнее лето весны.

– Что? – осеклась я.

– Зимнее лето весны, – повторил Ребров. – Объясни мне смысл этой фразы.

– Его нет, – удивилась я. – Дурацкий набор слов.

– Вот-вот! – кивнул Гарик. – Это мой отец так высказывается. Он академик, ученый. Услышит от собеседника чушь и заявляет: «Зимнее лето весны». То есть глупость несусветная. Сколько, по-твоему, в Москве мужчин, чье имя Александр Григорьевич? Лично мне известно пятеро. А тебе?

Я уперлась взглядом в одеяло и неохотно призналась:

– Ну… троих точно назову.

– И на основании столь скудных данных ты сделала выводы? Я бы еще понял тебя, имей мой отец в паспорте запись типа Улангуданкирдык Аполлинарьевич Пискоструйкин-Задунайский. Тогда ладно. Но Александр Григорьевич…

– Однако ты ездил в Тибет!

– Верно.

– И вернулся другим человеком.

– Совершенно справедливо.

– Как такое могло произойти?

Гарик отвернулся к окну.

– Я пил безостановочно, хуже сапожника. Сорвался после одной крупной неприятности, она к нашему делу отношения не имеет, ушел в запой по-крупному. Доквасился до белой горячки и решил: хватит! Поехал в Тибет. Если честно, отец денег дал. Издательство на ладан дышало, да и забыл я о нем напрочь, хотел в монастыре навсегда остаться. Такой период в жизни случился, полный кризис. Год с монахами провел, они мне мозги на место поставили, объяснили, что у каждого свой путь, уходить с него нельзя. Топай, сказали, Игорек, по месту прописки, неси свой крест, он не тяжелее, чем у других. Я вернулся в Москву иным человеком, но все равно работать не мог, постоянно думал, копался в себе… А как-то раз отец вскользь заметил, что сын его приятеля получает премию по физике, очень престижную. И тут меня осенило: папа ему завидует. В смысле другу. Все, я решил тогда, что стану человеком уважаемым, обеспеченным… Понятно?

Я закивала.

– Тебе удалось!

– Не стану спорить, – улыбнулся Гарик, – но я не Кирсавин.

Я натянула одеяло до глаз и затряслась от озноба.

– А ты молодец, – неожиданно сказал Ребров. – Попала в тяжелую ситуацию, но сумела вылезти.

– Нет, – уныло ответила я, – только еще больше запуталась.

– Ты раскопала правду о смерти Таисии Денисовой, – сказал Гарик. – Все ведь случилось именно так, как ты и предполагала. Тело несчастной девушки Константин утопил в болоте. Он признался.

– Постой, постой… – забормотала я. – Кирсавин арестован?

– Да, – торжествующе ответил Ребров, – позавчера его взяли, теперь он плачет и кается.

– Но… дедушка, который дал ампулу Любе, это же было… когда?

– Какое сегодня число? – спросил вместо ответа Гарик.

– Пятнадцатое было с утра, – удивилась я.

– Нет, сейчас семнадцатое, вечер.

– С ума сойти!

– Когда ты вылила мне в лицо кефир, врач сделала тебе успокаивающий укол, – пояснил Гарик, – и ты проспала почти двое суток.

– Не может быть!

– Лучшего средства, чем сон, для преодоления стресса нет, – сказал Ребров, – тебе надо было успокоиться.

– Знаешь, почему еще подумала на тебя? – прошептала я. – Лена сказала, что у Кирсавина есть яркая примета.

– Ага, а у меня есть шрам на лице, – усмехнулся Ребров. – В детстве заработал, полез на дерево и распорол щеку сучком. Зашили плохо, отметина осталась на всю жизнь. Нет, Лена имела в виду иное.

– Что?

– Если ты готова слушать, то расскажу, – нахмурился Ребров, – но лучше бы тебе не знать правду.

– Почему?

– Потому что тогда придется в корне менять свою жизнь, – тихо сказал Гарик, – рвать отношения с близкими людьми. Это больно. Давай оставим все как есть, а? Убийца Кирсавин, причина понятна.

– Нет! – стукнула я кулаком по тумбочке. – Говори!

– Ладно, – согласился Гарик. – Собственно, тебе все равно придется давать показания следователю, и ты узнаешь истину. Просто я не хотел быть тем человеком, который принес дурные вести.