Дарья Донцова - Бутик ежовых рукавиц

– Вовсе нет, – вклинилась я в рассказ Ани, – один раз они все же потеряли бдительность и бурно повздорили дома, не зная, что скандал происходит в присутствии Насти, лучшей подруги, ставшей почти родственницей.

– И на старуху случается проруха, – кивнула Аня. – Наверное, их в то время ни в чем не подозревали и не прослушивали квартиру. Да и техника была иной. Насколько знаю, всякие там записи велись через телефон. Он работал как микрофон, даже когда трубка лежала на рычаге, но стоило вынуть шнур из розетки, и «слухачи» лишались ушей.

Я глянула на Аню.

– Мой отец был тоже ученый, в погонах с большими звездами, он работал на оборону, очень хорошо помню, как иногда они с мамой зачем-то клали подушку на телефонный аппарат. А потом один раз, поздно вечером, пришел мужчина и сделал нам штекер на провод. Родители получили возможность отключаться от сети, но это было тайной. Мне строго-настрого запретили рассказывать кому-либо о новом устройстве. Может, нечто подобное имелось и у Гостевых? Хотя не помню, когда в СССР появились импортные телефонные аппараты? Их-то можно было спокойно отсоединять.

– Не заморачивайся ерундовой проблемой, – вернула меня к основной теме беседы Аня. – Игорь был против имени Мадлен, но Ника вновь настояла на своем. Всем окружающим, удивленным столь необычным выбором, Вероника говорила:

– Я обожаю книги Бальзака, а там есть героиня Мадлен.

На самом же деле Ника решила таким образом сохранить память о Зорине и Алле. Первый слог «Мад» – это начало фамилии родной матери – Мадина, а второй, «Лен», – намек на имя отца – Леонид. Вот почему Нина, утратив свое собственное имя, не стала какой-нибудь там Таней, Леной, Наташей…

– Я обязательно расскажу дочери правду, – объясняла Ника Ане, – поэтому и назвала так девочку. Но пока невозможно ей открыться, Мадо еще мала. А твое появление в нашей семье мигом возбудит подозрения у соответствующих структур. Умоляю, оставь нас в покое. Если КГБ поймет, что Валентина обманула всех, что ты родная дочь Леонида, что мы неспроста взяли Мадо, знаем, чья в ней течет кровь, то плохо будет всем!

Аня молчала. В словах Ники был резон. Но… С одной стороны, Амалия понимала: следует навсегда исчезнуть из жизни Гостевых, а если посмотреть с другой – она лишалась всякой надежды воссоединиться с сестрой. В конце концов Аня дала Нике честное слово в течение десяти лет не приближаться к Мадо.

– Это же не навсегда, – попыталась утешить девушку Вероника, – надеюсь, красных цветов не будет и когда-нибудь…

– Каких цветов? – изумилась Аня.

Ника с явной неохотой пояснила:

– В нашей группе существовал сигнал опасности. Если тебе передадут бумажку, а на ней нарисована ярко-красная ромашка, это означает, что дело плохо, мы под колпаком, надо заметать следы. Когда исчезли Леонид и Алла, кто-то положил мне в сумку такое оповещение. Не знаю имени того человека и не понимаю, где его встретила. Может, в магазине, в очереди? Анечка, ради общего спокойствия сиди тихо!

Амалия уехала домой и целый месяц держала данное слово, но потом не утерпела, взяла бинокль и отправилась на хорошо знакомый чердак. «Я обещала не подходить к ним, не лезть с дружбой, но посмотреть-то издали можно, – оправдывала она себя. – Ничего плохого не делаю, никому не мешаю, никто меня не заметит».

Амалия поднялась на чердак, но вынуть оптику не успела – на лестнице послышались шаги, потом заскрипела дверь, открывавшая вход в подкрышное пространство… Аня особо не испугалась, на чердак иногда заходили жильцы, в основном женщины, которые развешивали там белье, у швеи на этот случай имелось укрытие. Вот и сейчас Анечка живо скользнула за старый шкаф и притаилась. Незаметно выглянув, девушка увидела того, кто пришел, – не тетку с тазом мокрых простыней, а довольно молодого, крепкого мужчину, который встал у окна, лицом к стеклу. Анечка боялась пошевелиться. Некоторое время на чердаке стояла тишина, потом незнакомец вдруг произнес:

– Пятый первому, прием…

До ушей Ани долетел треск, попискивание и неразборчивое бормотание, но в отличие от девушки наблюдатель великолепно понял, что ему говорят, и ответил:

– Нет возможности, закрыты занавески. Да, везде. Понял, конец связи.

Постояв еще некоторое время у окна, мужчина ушел. Перепуганная Аня просидела в укрытии еще долго, прежде чем поняла: он не вернется, наблюдение снято.

На плохо слушающихся ногах, Амалия доковыляла до подоконника, вынула бинокль и покрылась потом. Гостевы жили в многоподъездном доме старой постройки, на фасаде имелась тьма окон, и все они, кроме тех, что относились к апартаментам Ники и Игоря, весело сверкали горящими люстрами. Лишь Гостевы задернули тяжелые драпировки. Везде, даже на кухне.