Дарья Донцова - Бассейн с крокодилами

В пятом классе, обеспокоенная столь странным поведением ребенка, мать отвела девочку к педиатру. Тот, замороченный вызовами к настоящим больным – с насморком и температурой, только отмахнулся. Молчит целый день и ни с кем не дружит – эка невидаль. Подрастет – все наладится.

– Купите дочери домашнее животное, – посоветовал эскулап.

Ася прислушалась к совету и принесла хорошенького волнистого попугайчика. Птичка весело щебетала в клетке, и Афанасия за две недели чрезвычайно привязалась к ласковому неразлучнику. Но через четырнадцать дней случилось несчастье.

Придя с работы, Ася нашла на полу клеточки бездыханное тельце. Она похоронила Гошу во дворе и даже всплакнула. Иветта же совсем не расстроилась.

Погоревав немного, мать купила хомяка. Прожорливый зверек носился по своему загончику, уморительно пряча особо лакомые куски пищи…

Но через неделю веселый обжора скончался. Ничего не понимающая Ася завела морскую свинку, но и ту постигла печальная участь…

Испугавшись неведомой заразы, от которой в квартире мрет все живое, Афанасия оттащила трупик грызуна в ветлабораторию. Заключение эксперта оказалось ошеломляющим – свинку задушили, просто сломали ей хрупкую шейку.

Часа два Аса провела во дворе лечебницы, глядя, как другие дети, нежно прижимая к груди заболевших любимцев, тихо сидят в очереди.

Дома она устроила Люке допрос с пристрастием, но дочь совершенно не запиралась:

– Они мешали мне…

– Чем, – чуть не плача, спрашивала мать, – чем тебе не угодили маленькие невинные создания?

– Мешали, – упорно отвечала Люка, но в конце концов добавила: – Все время шевелились…

Вот тут-то Ася испугалась по-настоящему. Прокрутилась в кровати без сна до утра и с тяжелым сердцем записала дочурку к психиатру. Как потом выяснилось, повезло ей безмерно. На прием они попали к выпускнику московского вуза Анатолию Карякину. Толя интересовался относительно редким в те годы в СССР методом лечения – психотерапией, обожал свою профессию и ухитрялся читать почти все новинки, благо свободно владел немецким и английским.

Познакомившись с Люкой, Карякин поделился с встревоженной матерью своими соображениями. Но далекая от медицины и психологии Асенька практически ничего не поняла. Толя сыпал специальными терминами: эписиндром, фрустрация, либидо… Ясно стало только одно: заумный доктор берется лечить девочку, причем как-то странно – не таблетками и уколами, а обычными разговорами.

– И сколько такое стоит? – робко осведомилась мать, мысленно заглядывая в сберкнижку, где хранился «стратегический запас» – триста рублей.

– Ни копейки, – отмахнулся Анатолий, решивший провести первый раз в жизни сеансы, – только строго выполняйте мои указания.

Поскольку в качестве альтернативы предлагался прием психотропных препаратов и постановка на учет в диспансер, Ася рискнула.

Целый год Люка лечилась у Анатолия. Первый месяц оказался ужасным. Дочка рыдала в голос и, цепляясь руками за косяк, вопила:

– Не пойду!

Асенька с трудом волокла девчонку по ступенькам. Затем Иветта смирилась, даже стала ждать сеансов с радостью. Может, Анатолий оказался талантлив, а может, решающую роль сыграл переходный возраст, но в шестом классе Люку просто не узнали ни учителя, ни одноклассники. Маленькое тощенькое злобное существо, косившееся на всех с задней парты, превратилось в красивого улыбчивого подростка. Иветта записалась в драмкружок, и режиссер не уставал расхваливать ее талант. Училась девочка по-прежнему отлично, но теперь больше не нарушала неписаных детских законов и охотно давала списывать.

Единственное, что осталось от прежнего «имиджа», – кличка Люка. Кстати, Анатолий настоятельно рекомендовал звать девочку только Иветтой.

– Ничто не должно напоминать ей о прошлом, – советовал врач. – Это Люка была агрессивной и неконтактной, а Иветточка – чудесный, милый человечек.

Но не объяснять же такое в школе? И лучшую ученицу по-прежнему звали Люкой, искренне забыв, откуда взялось это прозвище.

Когда дочка пошла в восьмой класс, у Аси появился жених – симпатичный инженер Федор Андреевич. После трех месяцев ухаживания он поселился у своей пассии. Может, в конце концов у них и сложилась бы вполне нормальная, счастливая жизнь, только наивный Федор принялся воспитывать Иветту.

– Что же ты, деточка, никогда матери по хозяйству не поможешь, – зудел, как осенняя муха, мужик. – Помой-ка посуду после обеда.