Дарья Донцова - Бассейн с крокодилами

– Давайте октябрь погляжу? – предложила девушка.

Я достала еще двести рублей. Девчонка моментально запихнула бумажки в карман и принялась яростно отрабатывать гонорар. То ли сумма впечатлила ее, то ли она просто оказалась исполнительным работником, но примерно через час стало ясно: такие люди никогда здесь не вступали в брак, по крайней мере в течение данного года…

Слегка прибалдев от полученных сведений, я вышла на улицу, не обращая внимания на трескучий мороз, и двинулась пешком в сторону гостиницы. Ну ничего себе! Кого же мы пустили в дом? Наглую обманщицу! Вдруг она член бандитской шайки, решившей ограбить богатых идиотов? Крупных ценностей у нас нет. Коллекция картин хранится в Париже. Но украшения и довольно большая сумма денег – вполне неплохая добыча. Но зачем так долго жить в доме? Двух дней хватит, чтобы понять – собаки не представляют опасности, а из слуг в доме только женщины.

Так и не придумав ничего толкового, я вошла в гостиницу и моментально получила билет в театр. Хорошо еще, что здание, где расположились служители Мельпомены, оказалось не так далеко. Ловкий частник домчал меня туда за несколько минут.

В гардеробе шубку приняла бойкая старушка.

– Ну и зритель пошел, – громко сообщила она скучающей неподалеку товарке, – никакого понятия о культуре. Как есть, так и идут – прутся в театр в грязных брюках.

Я оглядела вызвавшие такое неудовольствие строгой гардеробщицы слаксы от супермодного Валентино и обнаружила на коленях два серых пятна. Пришлось идти в туалет и чистить брюки. В дамской комнате у зеркала стояли две дамы. Обе в бархатных платьях до пола и с обнаженными до плеч руками. На шее у одной из них переливалось колье из крупных настоящих изумрудов, другая щеголяла ниткой натурального жемчуга, многократно обмотанной вокруг тощенькой шейки. Слишком яркие румяна, густо подведенные глаза, кровавая помада и мелькающие в разрезе юбки ажурные колготки без слов рассказали, чем занимались эти дамы до того, как удачно вышли замуж за представителей местного криминалитета. Бросив презрительный взгляд на мой простенький серенький свитерок, связанный вручную гением трикотажа Молино, и обтягивающие слаксы, зрительницы выплыли в фойе, распространяя излюбленный в этой среде запах духов «Пуазон». Через пару минут я тоже вышла в вестибюль.

Ощущение было такое, словно я окунулась в шестидесятые годы. По стенам развешаны фотографии картинно улыбающихся артистов. Капельдинеры в форме с золотыми пуговицами бодро продают программки. В буфете пиво, коньяк, шоколадные конфеты, бутерброды с сырокопченой колбасой и никакой фанты или колы. Только «Буратино», ситро и крем-сода. Крайне патриотично. Но главное – это публика!

Дамы все как одна в вечерних платьях. У одних декольте до пояса, другие обнажили обсыпанные веснушками спины. И море драгоценностей самого разного калибра – от золотых цепочек до массивных диадем. Подобное я видела только один раз, когда по недоразумению забрела в Ницце на пляж супердорогого отеля «Негреско». Содержимое лежаков напоминало разукрашенные новогодние елки, а мальчик, бегавший с подносом, шепнул мне: «Видали? Русская мафия отдыхает!»

Раздался первый звонок, старушка распахнула тяжелые двери. Из глубины зала пахнуло пылью и старыми декорациями. Усевшись в красное плюшевое кресло, я наконец-то удосужилась заглянуть в программку. «Анна Каренина», автор пьсы Михаил Никифоров. Интересное дело, а какое отношение имеет к данному действу граф Лев Николаевич Толстой? Впрочем, позднее оказалось, что почти никакого. Роман неведомый господин Никифоров переделал почти до неузнаваемости, оставив одну сюжетную линию – роман Анны и Вронского.

Офицера-обольстителя играл весьма потасканный герой-любовник, обладатель плохо сделанных протезов. Он все время чмокал языком, пытаясь вернуть на место стремительно выпадающую челюсть. Впечатляло и имя героя – Аполлон Тараканов. Старика Каренина пытался изобразить довольно молодой парень, чью ладную спортивную фигуру и смазливое личико не могли скрыть даже толстый слой грима и сборки на талии. На месте Анны я бы осталась с мужем, а шепелявого Вронского послала бы куда подальше. Впрочем, светскую красавицу представляла пятидесятилетняя дива, пугающе вращавшая томными коровьими глазами. На фоне этого паноптикума казалось странным, что мальчик Сережа превратился почему-то в девочку Машу. Наверное, в труппе не нашлось ребенка нужного пола.