Дарья Донцова - Хождение под мухой

И она шлепнула трубку на рычаг. Я посмотрела на список. Так, надо торопиться, но сначала придется заняться Капой.

– Что с тобой?

– Да ничего, – в сердцах воскликнула Капитолина, – повернулась неловко и стекло раздолбала, уж извини!

– Ерунда, – махнула я рукой, – осколки только аккуратно собери, чтобы собаки лапы не порезали.

– Не волнуйся, – пробормотала Капа, – сейчас мокрой губкой все подниму…

Но я уже, не слушая ее, неслась к выходу. Кто-то из родственников этих людей убийца.

На Скатертную улицу я приехала через полчаса. Дом семнадцать, обычная пятиэтажка, мирно стоял в самом конце узенькой улочки. Девятая квартира оказалась на третьем этаже, и дверь в нее тоже выглядела обычно, ничего особенного, коричневая, деревянная, облупленная, точь-в-точь, как соседние двери.

На мой звонок высунулась здоровенная баба с красными руками. На необъятном животе висел грязный фартук.

– В чем дело? – весьма агрессивно поинтересовалась она. – Медом торгуешь?

Я вдохнула спертый воздух, шедший из ее квартиры, и удивленно спросила:

– При чем тут мед? – Вчерась одна по подъезду ходила, – хмыкнула бабища, – липовый мед предлагала. Именно, что липовый. Я-то не дура, сразу смекнула, ну где она в марте свежий мед взяла? Так и спросила. А торгашка в ответ: «Из Средней Азии, там уже вовсю все цветет». Вон, Михалыч, купил, думал чайку попить, полакомиться…

Я почувствовала легкое головокружение. Какой Михалыч, зачем мед, но спросила:

– И что? Невкусный?

– Ах едрит-бодрит, – заявила тетка, – да никакого меда! В банке хрень оказалась, вроде сиропа, правда сладко, аж липко.

– Что же Михалыч не попробовал, что покупает?

– Так она на бумажке дала, вроде из этой банки…

Внезапно тетка сообразила, что мы совершенно незнакомы, и спросила:

– Ты, собственно говоря, к кому?

– Скажите, здесь жил Олег Геннадиевич, вы его жена?

Баба замотала головой и задала свой вопрос:

– Вам Панкратовы зачем?

– Родственница я им, дальняя, десять лет не переписывались. Вот сейчас проездом из Владивостока, поезд только завтра. Дай, думаю, загляну, проведаю.

Баба хрюкнула:

– Облом у тебя вышел, придется на вокзале ночевать, померли Панкратовы.

– Все?

– А чего? Их только двое и было. Олег да Елена Михайловна. Сначала он в больнице загнулся, зараза с ним какая-то приключилась, забыла, как называется. А Елена Михайловна сына похоронила и сама следом ушла, тосковала, видать, сильно, вот господь и прибрал.

– И никого не осталось?

Тетка пожала плечами:

– Может, где и живет кто по разным городам, вроде вас, не знаю. Мы с ними соседями были, как Панкратовы померли, полгода ждали, может, объявится кто, а потом нам их две комнаты отдали, так что у нас теперь отдельная квартира.

Я медленно пошла вниз. Значит, не Панкратовы…

Самохвалов Виктор Семенович обитал в покосившемся домишке – скособоченное на один бок, старое здание стояло в самом центре Москвы, в двух шагах шумела Мясницкая улица. Но переулок Антонова оказался тихим, уютным. Наверное, райское местечко для жилья, тысячи москвичей из «спальных» районов мечтают о квартирах в подобном месте, с одной стороны – тихо, с другой – центр, с третьей – метро в двух шагах, с четвертой… Но я бы ни за что не хотела селиться в таком переулке, уж больно грязные тут дома.

Построенные в начале двадцатого века, они, очевидно, ни разу не ремонтировались. На входной двери вместо ручки была прибита железная скоба, лестница выглядела так, словно по ней жильцы ездят на танке. Ступеньки разбиты, перила сломаны. Стекла в подъезде отсутствовали, впрочем, лампочки тоже, а на каждом подоконнике стояли пустые банки из-под кофе «Нескафе», набитые окурками, и валялись рваные газеты. Да еще двери квартир были украшены табличками, здесь в коммуналках ютилось по пять-шесть семей. Нет уж, по мне так лучше в каком-нибудь Лианозове, в собственной квартире, с видом на лес. На косяке второй квартиры висело три бумажки «Самохвалова», «Разина» и «Кроликов». Я стала старательно нажимать на звонок.

Наконец дверь распахнулась, и появился огромный парень в грязной футболке и мятых брюках.

– Какого хрена трезвон устроила, – рявкнул он, – горит где или наводнение?

– Вы Самохвалов? – приветливо улыбаясь, спросила я.

– А то не видно?

– Значит, покойный Виктор Семенович – ваш брат?

– Разуй глаза, лошадь, – заявил парень и принялся яростно чесать грудь. – Разве я похож на придурка, я – Кроликов.