Дарья Донцова - Хождение под мухой

Я старательно глотала чай, делая вид, что полностью поглощена этим процессом. Ай да доктор, все предусмотрел. Правильно, он никак не мог вылетать вместе с Марфой, небось показывал Надьке билет. А Киселева всегда провожала любимого муженька чуть ли не до трапа.

– Мы много где побывали, – как ни в чем не бывало рассказывала Марфа. – Канада, Австралия, Новая Зеландия… Конечно, утомительные перелеты, но Богдан любит далекие страны. Европа его не прельщает. Вот в Израиль никак не слетаем, потому и приходится Павлику посылочки передавать. Вы не волнуйтесь, она не тяжелая.

Марфа открыла небольшую картонную коробочку, стоявшую на столе.

– Вот смотрите.

– Зачем?

– Ну должны же вы знать, что везете!

Я уставилась на кучу открыток и марок.

– Что это?

– Мой брат, – спокойно пояснила Марфа, – художник, но не совсем обычный. Павлуша рисует открытки, поэтому скупает все, что выходит. Вот посылаю ему наши новинки, не волнуйтесь, это совершенно законное дело, никакой художественной ценности они не представляют, просто, если отправлять их бандеролью, месяц пройдет. Здесь телефончик и адрес. Павлушка сам приедет, только позвоните.

– А где ваш муж? – бесцеремонно спросила я.

Марфа махнула рукой:

– В Чили уехал, обещал двадцатого вернуться.

– Вы его не ездите провожать?

– Они с работы отправляются, – пояснила Марфа, – только и успевает по телефону звякнуть: «Тридцать девятый, держи хвост пистолетом, узнаешь?»

– Кто? – обалдело спросила я.

Марфа покраснела.

– Это у меня случайно вылетело. Мое ласкательное прозвище – «поросеночек». Долго объяснять, они у нас по номерам идут… Вас, наверное, супруг тоже как-нибудь нежно зовет.

– Я в разводе.

– Простите, – сказала Марфа, – не хотела вас обидеть.

В ту же секунду из глубины квартиры раздался сердитый, басовитый рев.

– Иду, иду, – крикнула Марфа и кинулась на зов. Я пошла за ней. В большой, светлой комнате, забитой до потолка игрушками, в роскошной бело-розовой кроватке сидела заплаканная девчушка редкой красоты. Девочка явно пошла не в мать. Темно-каштановые волосы красивыми крупными локонами падали на пухлые плечики, обтянутые хорошенькой пижамкой. Огромные карие глаза, четко очерченный ротик и тоненький носик. Лет через десять-двенадцать к ногам этой девочки рухнет огромное количество лиц мужского пола. Я вспомнила черноглазого, кудрявого Богдана и протянула:

– Ваша дочка на отца, наверное, похожа!

– Как две капли воды, – ответила Марфа, переодевая девочку в костюмчик, – вот смотрите.

Она указала пальцем на книжную полку, и я увидела под стеклом большое фото мужа Нади Киселевой.

– Папа, – запрыгала по кровати девочка, – папа, дай!

Марфа вытащила снимок и протянула ребенку.

– Держи, Варечка.

– Папочка, – пробормотала дочка и поцеловала изображение, – папочка, любимый.

– Скоро вернется, – пообещала Марфа, – и подарки привезет, подожди, недолго осталось. – Потом повернулась ко мне и добавила: – Вот, пришлось портрет в детской поставить! Ну ничего, надоест же ему когда-нибудь летать…

Я вышла на улицу с гудящей, ничего не соображающей головой, дошла до метро, села на скамеечку и попыталась разложить полученную информацию по полочкам. Интересная, однако, картина получается. Значит, милейший Богдан, обожающий Надюшу, на самом деле двуличный негодяй, живущий двойной жизнью. И как ловко устроился, даже звал своих женщин одинаково: поросеночек. Небось боялся запутаться. Однако девочке четвертый год, и нет никаких сомнений в том, что она дочь Богдана. Варя просто копия отца. Надюша так и не смогла родить мужу ребенка. Но Богдан никогда не настаивал, пару раз Надя сбегала на консультации к гинекологам, выяснила, что вроде все на первый взгляд в порядке, и успокоилась.

– И зачем нам наследники? – пожимал плечами Богдан. – Поживем лучше для себя. От детей одни неприятности.

Надюша была того же мнения, она слишком сильно любила мужа. Получись у них ребеночек, Киселева бы обязательно родила, а раз нет, то и не надо.

Марфа же подарила Богдану дочь. Может, именно из-за девочки Шевцов и изображал семейную жизнь с ее матерью? Правды мне теперь не узнать. Богдан – покойник, Надюша тоже на том свете. Важно другое, Марфа не имеет к этой истории никакого отношения. Она совершенно искренне полагает, что супруг находится в командировке и поджидает его назад. Или Марфа – гениальная актриса, сумевшая скрыть от посторонней женщины горе и тоску. Но что-то мне подсказывает: она ни при чем. Вот бедняга! Ей-то не сообщат о смерти Богдана, может, мне следовало раскрыть женщине глаза? Я вспомнила простое лицо Марфы, радостно скачущего по постели ребенка и вздохнула. Ну уж нет, увольте. Пройдет отведенный срок, Марфа сама забеспокоится, обратится в «Медицину катастроф» и узнает правду.