Ирина Хрусталева - Не первый раз замужем

Нина прошла в свою спальню и села на кровать. Она по-прежнему держала в руках чашку и равнодушно взглянула на напиток. Девушка пила кофе и чай только из этой чашки. Она была из чистого серебра и когда-то принадлежала Гургену Эдуардовичу. Когда деда посадили в тюрьму, Нина тут же «приватизировала» этот предмет и пила напитки только из нее, продолжая традицию деда, которого до безумия любила.

Девушка решила наконец выпить кофе и уже сделала два глотка, как в комнату просочился кот и прыгнул ей на колени. Чашка выскользнула из рук Нины, черная жидкость испачкала ее платье.

– Трифон, разве так можно? Что ты натворил, посмотри! Мое платье теперь испорчено, а я его совсем недавно купила. Вот я тебе сейчас уши натреплю, будешь знать, – полушутя-полусерьезно проговорила Нина и улыбнулась. Она страшно любила своего перса. Что бы он ни натворил, хозяйка лишь делала вид, что сердится. Он жил у нее уже четыре года, она не оставляла его одного и возила с собой, когда уезжала на отдых. Еще у Нины были собаки, два добермана, которых она тоже обожала, но все же большее предпочтение отдавалось именно Трифону. Доберманы всегда жили в Москве, в загородном доме Нины. Трифон терпеть их не мог и всегда выгибал спину и шипел, если те заходили в дом. Каждый раз он готов был расцарапать этим наглым собакам носы. Скорее всего, он просто ревновал к ним свою хозяйку, которая начинала с ними играть прямо на его изумленных глазах.

Кухарка Глафира, прожившая в доме у моря много лет, всегда с улыбкой наблюдала за Ниной, когда та бережно расчесывала шерстку у своего любимца, и однажды сказала:

– Ребенка бы тебе, Ниночка!

– Да ты что, Глафира? Мне кажется, я еще не готова иметь детей, – засмущалась тогда Нина. – Да и времени у меня нет, если честно, – добавила она.

– Готова, готова, вон как своего кота обихаживаешь, а уж если дитя появится, тогда и любовь будет на кого растрачивать. Не всю же жизнь с котами да собаками нянчиться? А что касается времени… Его у вас, у молодежи, всегда не хватает, особенно на детей, а это неправильно. Вот возьми хотя бы меня. Тоже в молодости думала, что еще все успею. А судьба-то взяла да и по-своему распорядилась. Болезнь женская со мной в двадцать шесть лет приключилась, пришлось операцию делать, все мне вырезали тогда, – горестно вздохнула женщина. – Муж сразу бросил, сказал, чтобы я обратно в свою деревню уезжала. А куда я поеду, если у меня там никого не осталось, да и дом я свой продала, когда за Георгия замуж вышла. Я его не осуждаю, для грузина сына иметь – вопрос чести, а я уже не могла ему такого дать. И осталась я тогда одна-одинешенька на всем белом свете! Хорошо, что дед тогда твой взял меня к вам в дом, до смерти буду благодарна ему за это. Он знал, что я вкусно готовлю. Вот так и прижилась я у вас. Я очень хорошо помню тот день, когда ты родилась, – улыбнулась Глафира. – Ох, и досталось мне тогда на кухне, гостей-то полный дом понаехало! А когда тебя из роддома привезли, я не могла на тебя наглядеться. Твоя матушка даже ревновала тебя ко мне, потому что я все свое свободное время в детской комнате проводила, рядом с тобой. Ты хорошей девочкой росла, умненькой, все на лету схватывала, – с доброй улыбкой вспоминала Глафира.

Нина слушала пожилую женщину и тоже улыбалась в ответ, но своего мнения насчет детей не изменила. Не хотелось ей рожать от нелюбимого мужа. Дети должны появляться от большой любви, только тогда они будут по-настоящему счастливы. Нина почему-то верила, что ее счастье еще впереди.

Кот уже собрался разлечься у хозяйки на коленях, но Нина резко встала и, взяв его на руки, заглянула в зеленые глаза:

– Ишь, хитрый какой, разлегся как ни в чем не бывало – и трава не расти. Испортил мне платье наглым образом и совсем не чувствует вины! Сегодня будешь спать отдельно, вот здесь ложись, рядом с кроватью, и не вздумай на подушку лечь – накажу. А я пойду переоденусь. – И девушка, положив Трифона на мягкий прикроватный коврик, прошла в ванную комнату. – Что-то спать мне захотелось – ужас. Что такое со мной? Как будто меня через мясорубку провернули, – проворчала девушка, стягивая с себя платье.

Душ совершенно не помог избавиться от внезапной слабости, и Нина, еле доковыляв до кровати, рухнула на мягкие подушки, как подкошенная. Трифон, недолго думая, примостился на подушке, чуть ли не у хозяйки на голове, и тут же сладко замурлыкал.

А очнулась Нина от того, что почувствовала, как ее куда-то несут, а холодный ветер обдувает ее обнаженное тело…