– И не собираюсь. – Бен заглянул мне в глаза, и ложечки на кофейных блюдцах задребезжали. – Напротив, я как раз надеялся, что сегодня ты дашь волю своим самым пылким желаниям.
Муж сгреб меня в объятия, рискуя лишиться кофейного сервиза. В голове моей мелькнула невольная мысль: уж не полистал ли он украдкой библиотечную книжку? Ретивый сэр Гевин Гэлбрайт именно в таких выражениях обращался к Эстер Роузвуд, собираясь лишить ее девственности на бильярдном столе. Но нет, Бен с любовным романом в руках – такая же нелепость, как полковник Лестер-Смит или Глэдстон Шип, пишущие эротическую прозу.
– Милый, – я воспользовалась прерогативой жены не понимать намеков мужа, – даже мой пыл угасает, как представлю себе осиротевшего пса мисс Банч в нашем доме. По слухам, это огромная буйная дворняга, которой ничего не стоит сожрать близнецов. А я, сколько бы у меня ни было обязанностей, прежде всего мать и…
– И? – Бен отнял у меня чашки, словно именно они служили главным препятствием к более тесному общению. – Что в твоем списке следует после Библиотечной Лиги, Гильдии Домашнего Очага, семьи и прочих добровольных обществ?
– Карьера дизайнера! – Если в моем голосе и прозвучал вызов, то только потому, что я вспомнила, как горько разочарована была Эстер Роузвуд, когда сэр Гевин приказал ей оставить должность гувернантки. – Бен, милый, не то чтобы мне не нравится быть домохозяйкой. Но ты ведь знаешь, как я мечтаю завести клиентов и вернуться к драпировке окон и оформлению журнальных столиков! А какие теперь необычные журнальные столики!
– Знаю. – Брови Бена слились в черную линию, напомнив о днях, когда он всерьез сердился на меня. – Но разве не я предложил взять няню в дом, чтобы ты смогла выйти на работу?
– Всего на полдня, – уточнила я. – Однако пока наша беседа носит чисто умозрительный характер, поскольку ни одна из кандидаток не пришлась нам по вкусу.
– Согласен. Обе дамочки оказались из тех, что без раздумий выкинут близнецов из окна, если те утром не доедят кашу. Но у нас есть миссис Мэллой, целых два раза в неделю!
– Верно. И если б она не соблаговолила посидеть сегодня с близнецами, не знаю, что бы я делала. – Я улыбнулась. – Но ничего, миссис М. непременно намекнет, какое количество купюр приличествует для выражения признательности.
– А пока, – Бен складывал чашки и блюдца в стопку, – ты собираешься написать ей благодарственное письмо?
– Вовсе нет. – Я с изумлением уставилась на него. – Думаешь, надо?
– Мне пришло в голову, любимая, что тебя ждут какие-то неотложные дела, поскольку в ближайшее время ты явно не намерена отойти ко сну.
Я решила не обращать внимания на жутковатое сходство речей Бена и сэра Гевина и отобрала у мужа посуду.
– Ну, надо сполоснуть чашки, а заодно уж вымыть голову и подождать, пока высохнут волосы.
– Надеюсь, тебе не придется развешивать их на веревке?
Улыбка у Бена получилась немного кривой, что наверняка объяснялось сильной усталостью. Целыми днями он трудится в «Абигайль», нашем ресторане. Несомненно, приглашение к супружеской близости было продиктовано исключительно врожденным великодушием моего мужа, и я была бы законченной распутницей, если бы попыталась поймать его на слове.
– От фена волосы секутся, – мягко заметила я.
– Кошмар! – Вздернув левую бровь, Бен вышел.
– Добрых снов, дорогой! – прокричала я вслед.
Но Бен уже поднимался по лестнице.
Я люблю мою кухню по вечерам. Пузатый нагреватель устроился в уголке, как добродушный патриарх, купаясь в отблесках медных кастрюль и веселеньких тарелок в буфете. Кресло-качалка перед открытым камином приглашает к неторопливым раздумьям. Растения в эркере, где полновластно царит Тобиас, выглядят таинственными джунглями в миниатюре. Я и Тобиас – мы царствуем над этой тишиной, которую усиливает, но не нарушает закипающий, урча, как кошка, чайник.
Заварив чай, я поднялась по лестнице и на цыпочках пробралась мимо спальни в желто-голубую детскую. В бледном сиянии месяца я приблизилась к кроваткам близнецов, откинула прядь со лба Тэма, поцеловала пухлый кулачок Эбби. Счастье переполняло меня, – счастье, смешанное с печалью о мисс Банч, чья жизнь была целиком прожита в библиотеке и чья смерть вызвала лишь вежливое сожаление. Подобрав кролика Питера и сунув его под бочок Тэму, я постояла, пытаясь угадать, что снится моим крошкам, а потом вернулась на кухню.
Налив себе чаю, я открыла буфет, вынула коробку с печеньем и прошла в гостиную. Для человека, некогда бывшего весьма упитанным ребенком и отнюдь не угловатым подростком, нет более сладостного греха, чем тихий вечер наедине с едой, к которой неприменимы два слова: «овощная» и «постная». Разумеется, Бен не следил за тем, что я ем, и не взвешивал меня до и после трапезы. Моим надзирателем было чувство вины. Оно пугалом маячило у стола, грозя пальцем каждый раз, когда я накладывала себе добавку жаркого, и строго напоминая, что употребление десерта нынче не считается политкорректным. Но тихими ночами даже несносные пугала отправляются спать. И тогда я забываю, что на свете есть люди (вроде моей бесстыдно красивой кузины Ванессы), которые могут слопать дюжину пончиков в один присест и по-прежнему обхватить талию сомкнутыми пальцами.
Читать дальше