Хелена Секула - Барракуда

Моё отсутствие открылось очень быстро. За это время я не успела бы добраться даже да грунтовой дороги, не то что до шоссе. Я слышала, как мои враги выбегали из дома. Яростно чертыхаясь, они принялись обшаривать можжевеловые заросли, их слепящие фонарики сверкали в темноте, как злобные глаза.

Сава бешено лаяла, и никому не пришло в голову приблизиться к разъяренной овчарке. Как сквозь вату до меня донесся звук мотора. Я не тронулась с места, лишь прижалась к теплому боку собаки.

На рассвете я покинула лежбище четвероногой подружки, вывела из гаража «моррис» Этера и, как и надеялась, в столь ранний час никого не встретила. В дом заглянуть я не отважилась.

Позже сообщила хозяину «фиата», где его машина. Не хватало еще, чтобы меня стали преследовать за угон драндулета.

«Моррис» я оставила на стоянке в центре города, а сама прокралась на Стегны. На сей раз поблизости никого не было, и я укрылась в квартире Этера. Вечером с дурными предчувствиями я позвонила адвокату Оскерко. Он был жив. Даже не подав виду, что ему довелось пережить страшную ночь, адвокат сообщил, что Станнингтон приедет через несколько дней. Он остановится в «Виктории».

Всю неделю я просидела, запершись в квартире на Стегнах, не выходя и не подавая признаков жизни. В назначенный день, соблюдая все меры предосторожности, я нашла старика в гостинице.

– Вот, пожалуйста. – Я положила перед ним серый конверт с бумагами Хэррокса и сообщила о последних событиях. – Помогите мне, я не знаю, куда деваться, боюсь этих питекантропов!

– Ты прочла это?

Он мрачно смотрел на меня, поглаживая конверт. Документы слегка помялись, ту страшную ночь они проведи под собакой, а потом я носила их за пазухой.

– Если я скажу «нет», вы мне поверите?

– Ты сделала копии? – Станнингтон взглянул на меня еще мрачнее.

– Нет.

– Каким образом ты их достала?

– Вам что, больше не о чем беспокоиться?

– Не наглей.

– Но я все-таки принесла документы вам, хотя за мной гнались через всю Европу.

– Однако ты ничего не сообщила мне, когда в Ножан-сюр-Марн пришла эта посылка, не предупредила, когда Ванесса купила эту мелкую шушеру, это shit!

Должно быть, он имел в виду Винцентия Барашко. Разговаривал Станнингтон со мной по-французски, но ругался на родном языке.

– Так это вы ее на меня натравили! – осенило меня. – Это из-за вас мне пришлось драпать?! А я-то принесла вам в клювике эту макулатуру! На человека вам наплевать, но верность подавай, так?! На кой хрен я головой рисковала ради ваших бумажек!

Выходит, он и без меня знал, что творится у Ванессы. Он пользовался не только моими услугами. Лишь теперь я поняла, что означали то и дело сменявшиеся Поли всех мастей. Наверное, именно потому я не застала пятого из них возле ворот, когда убегала от Ванессы. В тени декоративного винограда стояла его раскладушка, но вместо того, чтобы валяться в свое удовольствие, он рыскал по дому, пользуясь отсутствием хозяйки. Только я в отличие от Поля оказалась не такой паинькой, и Станнингтон вычеркнул меня из списка своих осведомителей.

– Но эти документы ни один ваш Поль не достал бы! – Я не могла отказать себе в маленькой мести.

– Нет. Но эти документы – не главное.

– Вы говорите так только для того, чтобы преуменьшить мои заслуги. Вы же добрым словом подавитесь.

– Ты на самом деле ничего не понимаешь?! Она хочет убить моего сына! Она ненормальна. Ты жила рядом с ней все это время, видела ее день за днем… Неужели ты действительно ничего не заметила?!

Я онемела. Поведение Ванессы внезапно предстало совсем в другом свете.

Маскарад в Нью-Йорке, когда после похорон сына она остановилась в отеле «Плаза». Не тогда ли она запустила машину, которая потом умертвила доктора Орлано Хэррокса? Ее пьяные монологи: «Пендрагон из долгожителей, он еще и двадцать лет проживет. Два десятка лет – не так много. Два десятилетия ада – бесконечность. Они убили моего ребенка, после сына наследует отец, но после него наследовать будет некому!»

А я все пропускала мимо ушей, принимала за пьяный треп одинокой бабы.

То, что казалось мне печатью несчастной судьбы, пьянства и склонности к выпендрежу, теперь сложилось в ясную картину: мания преследования. Тайная болезнь вспыхнула и стала явной.

Станнингтон, который стремился ограничить Ванессу финансово, не отдавал себе отчета, что опасность нарастает с каждым днем. Он осознал угрозу только тогда, когда Ванесса запустила механизм разрушения и уничтожений.