Наталья Александрова - Рагу из любимого дядюшки

Нет, этого не может быть! Если бы тот, кто орудовал в бабушкином доме, нашел алмазы, он бы затих и исчез с моего пути, получив все, что хотел. Но после этого был еще погром в конторе нотариуса Кулешова, а затем — на кладбище… Должно быть, тот, кто шел по следам алмазов, искал у нотариуса бабушкино письмо, искал — и нашел, и осквернил могилу…

Тут я вспомнила, что не прочла еще третье из найденных мною писем.

Я достала лист из конверта.

Почерк был другой, совершенно незнакомый, ровный и аккуратный.

«Уважаемая мс. Голубева!

С прискорбием должна сообщить Вам о кончине Вашего родственника мистера Джона-Голдбифа. Он тихо скончался в минувшую пятницу в собственном доме в Финиксе. Ваш адрес я нашла, разбирая его бумаги, и вспомнила, что мистер Голдбиф часто вспоминал о Вас. К сожалению, последние годы он был частично парализован, что лишало его возможности самостоятельно писать письма, прибегать же для этого к чьей-либо помощи он, должно быть, считал унизительным. Мистер Голдбиф был очень добрым и сердечным джентльменом, и мне будет его очень не хватать.

Немного о себе. Я присматривала за вашим родственником последние годы. Он выбрал меня с тем, чтобы слышать русскую речь: я русская, приехала восемь лет назад из Киева. Впрочем, вряд ли это Вам интересно. Бумаги и вещи Вашего родственника я передам его сыну Эндрью, хотя, надо признаться, при жизни их отношения были далеко не идеальны, и он даже не считал нужным навещать отца в годы его болезни.

Извините, вряд ли это Вам интересно. С уважением, Анна Синицына. Финикс, Аризона».

Я аккуратно вложила письмо в конверт и откинулась на стуле, разминая затекшую шею. Вот оно, значит, как… Значит, эти проклятые алмазы все это время были у бабушки. Как ей удалось сохранить их в течение долгого времени? Вопрос остается открытым. Но так или иначе, они были, были до последнего времени. И когда сорок дней назад в больнице прабабушка хрипло шептала, что оставляет мне алмазы, она пребывала в здравом уме и твердой памяти. Если бы ей дали еще немного времени, она успела бы объяснить, где же их спрятала. И тогда я уже стала бы владелицей тех самых африканских алмазов, о которых рассказывал Иван Францевич…

Я потрясла головой и усилием воли отогнала от себя прекрасное видение: лучистые камни сияют голубоватым светом. Хотя они могли выглядеть совсем не так, ведь я никогда не видела настоящих алмазов.

Так или иначе, сейчас их нет, они бесследно исчезли, потому что, если бы они были спрятаны в доме, их давно бы нашли, ведь какой погром устроили. Да здесь просто негде их спрятать, все на виду. Хотя ведь обнаружила же я тайник для писем… Там больше ничего не оказалось, это точно, я проверила. И зачем тогда бабушка Софья писала, что мне поможет могила Аксиньи Прохоровны? Очевидно, там и были спрятаны бриллианты. И теперь их кто-то оттуда взял. Вот только кто?

А это как раз я знаю — их взял тот, кто читал прабабушкины письма, потому что в России об алмазах никто не знал. Не зря прабабка прожила долгую и тяжелую жизнь, она понимала, что, если хоть кому-нибудь проговорится о драгоценных камнях, жить ей останется несколько часов, при нашей-то криминальной обстановке.

Писем от американского кузена никто не читал, кроме меня и бабушки. Их просто не нашли. Значит, кто-то читал ее письма в Штатах, в самой Аризоне.

Ну да мне теперь все равно, где были алмазы, раз уже их нет ни в этом доме, ни в сейфе у нотариуса, ни в могиле Аксиньи Прохоровны Коленкоровой…

Коленкор… я вспомнила, что обещала отдать тете Дуне коленкоровые занавески. Нужно снять их, потом поймать кота и уходить отсюда, а то вон уже скоро стемнеет…

Я подвинула к подоконнику стул и собиралась уже встать на него, как вдруг появилась все та же беспокойная близорукая мышь. Очевидно, она никак не могла совладать со своим любопытством, либо же ей срочно нужно было куда-то пройти — может, у нее дети брошены или муж загулял… Так или иначе, мышь очень упорно выползала на свет божий, и кот, разумеется, не мог ей этого спустить. Завидев черное косматое чудовище, мышь так испугалась, словно не она только что удирала от него под половицу. Она шарахнулась в сторону и с разбегу заскочила на стул. Тут уж я завизжала и отпрыгнула подальше — ужас до чего боюсь мышей! Очевидно, та совсем потеряла голову от страха, потому что вместо того, чтобы соскользнуть на пол и искать спасения в щелях пола, она зачем-то по стенке добралась до подоконника и вцепилась лапками в занавеску. Тут Бафатион совершенно озверел, одним прыжком вскочил на подоконник и тоже вонзил все когти в занавеску, примериваясь, как бы половчее схватить нахалку. Мышь упорно ползла вверх к карнизу, кот подпрыгнул и повис на занавеске.