Дарья Калинина: Одиноким предоставляется папа Карло

— Не зажарила — запекла.

— Еще лучше, — причмокнул мужчина. — И кого?

— Помнишь ту чудную беленькую малышку, которую мы купили у пасечника?

— У Димона? — радостно откликнулся мужчина. — Помню. Он ее еще не хотел нам продавать, говорил, что она ему вместо дочки.

Костян похолодел. У Димона-пасечника, который жил неподалеку от Бобровки, на пасеке, и впрямь было три дочки. Три беленькие девочки с чудными голубыми глазками. Две девочки были уже школьницы-первоклашки, а младшая едва научилась ходить. Отец девочек так радовался появлению на свет последней своей малышки, что с тех пор, а минул почти год, все никак не мог выйти из крутого запоя.

Неужели у Димона совсем расплавился от дешевой сивухи мозг, что он продал одну из своих малышек этим людям?

— Помню прекрасно, как он нам не хотел ее отдавать.

— Чуть не плакал.

— Но ты мужика очаровала и уговорила отдать нам малышку.

— И вот сегодня… Мы будем есть ее на ужин!

О нет! Только не это!

— Да ты что! — обрадовался между тем невидимый Костику мужик. — Ты ее все-таки зарезала?

— Сама справилась, — с гордостью ответила ему женщина. — Даже тебя звать на помощь не пришлось. Я молодец?

— Ты у меня просто умница. Диана-охотница отдыхает. И как все прошло?

— Знаешь, для первого раза неплохо. Я думала, что будет страшней. А так все просто оказалось. Я ее взяла, немножко с ней поговорила, дождалась, пока она успокоится, а потом быстро положила ее на колоду и отрубила ей голову. Она чуть-чуть подергалась, но я держала ее за ноги крепко, и она быстро затихла.

— Крови много было?

— Прилично. Но я сразу все вылила в землю, как ты меня учил. Получилась отличная подкормка для моих цветов.

— А что я тебе говорил? — обрадовался мужчина. — Кровь — лучшая пища для растений. То-то они у нас такие шикарные в этом году выросли. Ладно, пошли, моя умница! А то у меня уже от голода живот подвело.

Голоса стали удаляться куда-то в глубь дома. А вот бедный Костик не мог шевельнуться. У мальчика его собственная кровь буквально застыла в жилах. Много ужастиков довелось ему посмотреть на его коротком веку, но там Костян всегда знал, что это понарошку. А здесь все было взаправду. И этот отвратительный холодный и липкий ужас не шел ни в какое сравнение со всем пережитым парнем раньше.

— Д-д-девочку… к-к-кушать…

Зубы у Костяна выбивали крупную дрожь. Его трясло, и колотило, и шатало так, что он боялся, как бы не свалиться на землю, сделав хоть шаг. Голос разума подсказывал ему, что надо уносить ноги, покуда цел. Но какое-то гадкое любопытство приказывало остаться и посмотреть, как эта парочка людоедов станет пожирать человеческого ребенка, злодейски ими умерщвленного, а затем еще и запеченного в печке. Почему-то последнее казалось Костику наиболее отвратительным и циничным.

— Господи, кого же из троих они сожрут? Неужели младшую?

В то, что пасечник мог продать кого-то из своих дочерей, Костян поверил легко. У Димона от сивухи, которую он сам же и гнал, совсем мозги набекрень встали. Мог и не понять, что продает родное дитя. Или же его обманули. Сказали, что берут девочку в хороший дом, будут о ней там заботиться, вот он и отдал малышку. Или сказали, что на время берут.

— Нет, вряд ли младшую забрали. Она еще козявка. Ее бы мать ни за что не отдала. Наверное, кого-то из старших девчонок продали. Но Ленка-то куда смотрит? Она-то кормящая мать, не пьет!

Но тут же Костян вспомнил, как в прошлый свой визит на пасеку за майским медом приметил пошатывающуюся пасечницу. И как Ленка ему долго объясняла, что это у нее от высокого давления голова кружится. А от самой, между прочим, изрядно попахивало. Похоже, Ленка решила махнуть рукой на идею исправить пьющего муженька и сама пристрастилась к спиртному.

— Продали! Людоедам!

Нет, уйти Костян никак не мог. Он должен был лично, своими глазами убедиться, что это именно то, о чем он подумал. И он начал красться вдоль дома, словно дикий зверь выискивая лазейку, чтобы проникнуть внутрь. Но все было без толку. Окна, как он и предвидел, были закрыты плотными ставнями, и разглядеть, что происходит за ними, не представлялось никакой возможности. Однако звуки кое-какие все же доносились. И Костян, обойдя дом по периметру, нашел окно той комнаты — кухни или столовой, — где устроились за поздним ужином хозяева.

— Вот она! — услышал он уже знакомый ему женский голос. — Смотри, какая на ней корочка!

— А аромат! Никакого сравнения с теми, что мы покупали в городе.