Дарья Калинина - Одиноким предоставляется папа Карло

И пришлось друзьям возвращаться назад несолоно хлебавши. Сказать, что они чувствовали себя разочарованными, значило ничего не сказать. Особенно сильно печалился Вован, который уже, по своему обыкновению, размечтался и в мечтах стал лучшим другом художника, которого звали бывать чуть ли не за своего в доме Виктора. Но для реализации этой мечты требовалось найти Барона. А пса не было. Как сквозь землю провалился.

Костян регулярно созванивался с другими участниками поисковой экспедиции и от них знал, что визит к корейцам на хутор оказался провальным.

— Начать с того, что они вовсе не корейцами оказались, а узбеками. И питаться собачатиной они бы не стали ни за что в жизни, для них это грех, собака — нечистое животное. А уж съесть ее — и вовсе скверное дело.

— С голодухи чего не сожрешь.

— Нет, питаются они нормально. У них на кухне и говядина тушеная в банках, и макароны, и сыр, и масло, и других продуктов в избытке. Хозяин, которому они дом строят, человек порядочный, голодом их не морит. Не доводит до того, чтобы его работники на собак бы кидались. К тому же у них своя собственная собака для охраны стройки есть. И по их словам, что прошлую, что позапрошлую ночь она вела себя тихо, ни с кем не ругалась. Не было слышно от нее ни лая, ни шума схватки. А ведь появись чужак рядом, собака бы уж нашла что ему сказать. Может, она и поменьше Барона, но тоже пес сторожевой, долг свой знает. Нет, на хуторе Бароном и не пахнет.

Примерно так же отвечали и остальные. Дело шло к вечеру. Все ребята уже притомились и двигались назад. Двигались унылые и опечаленные, как бывает всегда, когда трудное дело не приносит желаемого результата.

Когда до Бобровки оставалось всего километра два, которые мопед мог преодолеть за считаные минуты, сидящий за спиной приятеля Костян внезапно воскликнул:

— Эврика!

Вован, который об Архимеде и его любимом выражении и слыхом не слыхивал, не входил как-то Архимед в сферу жизненных интересов Вована, услышав крик приятеля, от неожиданности чуть руль из рук не выпустил. Мопед сделал крутой вираж, едва не выронив своих седоков.

Вован с трудом выровнял мопед, затормозил и возмутился:

— Какая еще Эврика? Что ты меня пугаешь?

— Эврика, говорю!

— И где ты видишь эту бабу? — осведомился Вован, вертя головой по сторонам.

— Эврика — значит придумал. Придумал! Понимаешь?

— Что придумал?

— Как Барона найти!

— И как?

Павший духом Вован снова оживился.

— Как?

Но Костян сказал всего одно слово:

— Лушка!

Вован помолчал. Он чувствовал: что-то крутится в его не очень сообразительной голове, но что, пока не улавливал.

— Объясни.

— Мы попросим Лушку отыскать милого дружка. Если ей с ним понравилось, она его мигом отыщет.

— А если нет?

— Лушке понравилось, — заверил его Костян. — Ей вообще со всеми нравится. Такой счастливый характер у этой собаки.

Вован приободрился. Он привык доверять Костяну, который мало того что был гораздо умнее самого Вована, но еще был и скор на всякие выдумки. Вот и сейчас, как здорово он придумал! Они возьмут Лушку и с ее помощью отыщут Барона. Чего уж легче!

Но преграды возникали на пути наших друзей одна за одной. Первая проявилась в лице тети Тани, родной тетки Костяна.

— Куда собаку поволок? — грозно спросила она, выскочив на крыльцо. — Посади обратно на цепь. Арестованная она!

— Тетя, дай Лушке немного лапы размять. Отпусти ее с нами погулять.

Упрашивать Костян был мастер. Да и Луша, услышав заветное для всякой собаки слово «гулять», умоляюще подвывала и радостно помахивала пушистым хвостом. Выстоять против умильных собачьих глаз и красочных описаний Костяна тетка не могла. И махнув рукой: чего уж, все равно после ночной отлучки щенки у Лушки будут, отпустила племянника с собакой на короткий променад.

— Только с поводка ее на всякий случай не спускай. И сразу после прогулки назад на цепь. Хватит ей окрестных кобелей волновать. Пусть во дворе сидит, чтобы нам за нее не волноваться. Кому надо, тот сам к ней прибежит.

И зловеще усмехнувшись, тетка добавила:

— Прибежит, а мы его и встретим ласковенько.

И тут же ткнула пальцем в увесистое поленце, которое явно неспроста лежало на перилах крылечка. Там же лежало два десятка булыжников, самый большой с голову младенца, самый маленький с картофелину, пустая стеклянная бутылка из-под лимонада и три разновеликих обломка кирпича. Было ясно, что тетка вознамерилась во что бы то ни стало отучить всех деревенских кавалеров ухлестывать за ее Лушей.