Михаил Петров - Гончаров попадает и притон

– Дверь никому не открывай. Ни знакомым, ни незнакомым. Ни женщинам, ни мужчинам, ни даже детям. Сиди и прижми попу. Я позвоню условно.

– Что-то случилось?

– Случилось, – буркнул я уже в дверях.

Милицейский «уазик» и ефимовскую «Ниву» я повстречал на повороте к свалке. Он хмуро махнул рукой, предлагая следовать за ними.

У южного борта свалки тарахтел бульдозер. Именно туда мы и направились.

Бульдозерист и два пьяных рабочих встретили нас молча.

Слюнявя кончики сигарет, они усердно курили.

– Где? – спросил Ефимов.

– Там, – кивнули мужики, – за бульдозером.

– Кто первым его заметил?

– Я, – нехотя промямлил небритый лысоватый мужичонка.

– Пойдем с нами.

– Нет, я его уже видел и больше не хочу.

– Где твои документы? – поставил точку на «не хочу» Ефимов.

Труп, вернее, то, что осталось от трупа за двадцать пять дней гниения, выглядел не лучшим образом. Бесспорно было одно: на нем были зеленые штаны и некогда белая рубашка. Как и тот мужичонка, смотреть я больше не захотел. Отошел за бульдозер. Там приятно пахло выхлопом солярки, горячим маслом. Труповозка и медэксперты прибыли одновременно. Доблестные милицейские работники безоговорочно уступили место вновь прибывшим. Преодолевая тошноту, я вновь поперся к трупу.

– Ребята, хорошенько посмотрите на его пальцы на кисти.

– А че на них смотреть, если их нет. Похоже, их отрезали, во, гляди, на надкостничной ткани порезы.

– Что и требовалось доказать! – вслух подумал я, подходя к Ефимову.

– Чего ты там бормочешь? – прогнусавил полковник в носовой платок.

– Лапы-то ему отрезали, а потом выкинули. Перчаточки, значит, смастерили, а самого Длинного Гену за ненадобностью сюда. Думали, вовсе с концами. А он взял и вылез на свет Божий.

– Ну и что нам это дает, великий сыщик?

– Пока то, что ни техника, ни нумизмата с любовницей, ни пацана с почты он не убивал.

– Ну и что? Об этом ты талдычишь уже десять дней.

– Кому-то хочется, чтобы все думали, что Гена жив до сих пор.

– А кому это хочется?

– А вот об этом, мой полковник, я постараюсь сегодня узнать. Где мой верный Ухов?

– Там, где ты сказал.

Санитары тащили брезент гнилого мяса к машине, следователь пытал бульдозериста, а в сером небе каркали вороны, возмущаясь нашим нахальным воровством.

Все было так, как и должно было быть. Не было только главного – коренных жителей этого дома. На них канареечный цвет милицейского «уазика» действует так же, как свет на вурдалака. Наверняка сейчас пар двадцать глаз внимательно наблюдают за нашими действиями. Ждут, болезные, когда же уберется этот чужой, враждебный им элемент.

– Господин полковник, разрешите обратиться?

– Чего тебе?

– Вот деньги. Пусть Ухов возьмет две-три бутылки водки и едет сюда, только в штатском. И еще, пока ничего не сообщайте Полякову.

– Право первой ночи? – ухмыльнулся Ефимов. – Некрасиво.

– Нет, если он будет знать заранее, тогда не сработает внезапное появление «четверки».

– Я тебя понял, но это от меня не зависит. Это уже вопрос опознания трупа.

– Но о том, что это Поляков Геннадий, пока знаем только мы. Ладно. Пусть Ухов ждет меня здесь. Через полчаса я подъеду.

Я давно не сидел за рулем, и гнать, как гнал, да еще на ворованной машине, было чистым безумием. Но Бог не выдал, свинья не съела. Я подрулил к самому офису, несмотря на гневные, протестующие окрики охранников.

– Мальчики, спокойно, мне срочно нужен Поляков.

– А ты кто такой?

– Передайте, что его ждет Гончаров по срочному делу, очень срочному. Жду в машине.

– Прямо пойдет он к твоей машине, раскатал губу.

– А это не твое трезорское дело. Тебе сказано передать – передай.

– А ты вылазь тогда. Колек, обшмонай его.

– На, держи газовый пистолет, больше ничего нет.

Вован выскочил сразу, будто поджидая меня. На машину он не обратил никакого внимания.

– Что случилось, Иваныч?

– Да вот, твою «девятку» обменял на «четверку».

Он мельком скользнул по машине, совершенно на нее не реагируя.

– Ты че, серьезно?

– Садись, поехали.

– Мне некогда.

– Это срочно. Садись, в дороге все объясню. Это серьезнее, чем можно предположить.

– Генку убили? Нашли тело?

– Еще серьезнее, садись. Ты мне платишь, я работаю на тебя.

– Сейчас. Тузик, где Тузик?

– Поехали на этой. Тузик твой тоже может быть опасен. Пойми, тебя обложили.

– Едем.

Он плюхнулся на переднее, пассажирское место, и я окончательно понял, что автомобиль ему не знаком.