Инна Штейн - Библиотечный детектив

– Здравствуй, Андрюша, – как можно ласковее произнесла она, но в ответ получила такой взгляд, что прикусила язык.

– Олег, – сказала она, повернувшись к отцу, – Андрюша должен вернуться домой, Елизавета Степановна страшно переживает, ей и так тяжело…

– А пошла она на… – отозвался вдруг Андрей.

– Ты чего выражаешься? – вмешался Леонид Владимирович.

– Не трогайте моего сына, – вдруг тонким голосом закричал Олег. – Вы зачем пришли, мораль читать?

Муж хотел что-то ответить, но Анна Эразмовна тронула его за руку. С нее слетела вся ее уверенность:

– Ладно, Леня, не надо. Олег, я вам очень сочувствую, очень, но вы же взрослый человек, вы должны понимать – ребенку здесь не место. И потом, – она заставила себя подойти к кровати и сесть рядом с Андреем, – Верочке без тебя очень плохо. Разве ты не хочешь помочь сестре?

Этот идиотский вопрос остался без ответа, и супруги, пробормотав «Спокойной ночи», вышли в темноту.

– Ну что, получила, благодетельница? -спросил муженек, когда они сели в машину. Тошно было на душе, но на своего благоверного Анна Эразмовна не обиделась. Она его очень хорошо знала и понимала, что ему жаль Андрея, жаль Олега и за нее, любимую, обидно.

Домой ехали молча.

Любу хоронили девятнадцатого мая. Этот день Анна Эразмовна любила с детства. Аня была замечательной, активной пионеркой. Ее приняли в пионеры во втором классе, одну из первых, еще зимой, и она до весны ходила в распахнутом пальтишке, чтобы все видели ее красный галстук. Любимым Аниным писателем был Аркадий Гайдар, а еще она прочла все книги про пионеров-героев: и про Володю Дубинина, и про Леню Голикова, и про пионерку Лару. Это сейчас она стала старая, чувствительная и сентиментальная, а тогда считала, что плакать стыдно, и не плакала никогда, ни над книгой, ни в кино.

И сейчас, увидев Любу в гробу, она не заплакала. Она так злилась, что было не до слез. Пришла почти вся библиотека, а вот начальства не было. Начальство Любу не любило. Да и за что было ее любить? Молодая, красивая, независимая, жопу не лизала, к тому же на всех библиотечных вечерах дивно пела романсы, аккомпанируя себе на гитаре и вызывая бурный восторг коллег. Эти вечера, а точнее утренники, к Новому году, к 1 и 9 Мая, а также к Октябрьским организовывала Анна Эразмовна, много лет подряд возглавлявшая в профкоме культмансовый сектор. На этой почве они с Любой и нашли общий язык. В отличие от большинства других сотрудников, Люба никогда не ломалась, на коленях перед ней валяться не надо было, она соглашалась охотно и пела с радостью.

«Ладно, ладно, – думала Анна Эразмовна, -дождетесь вы теперь, сколько можно комедию ломать, что я, шут гороховый?». И над Любиным гробом она поклялась, что из профкома выйдет и больше никогда и ни за что… Заглядывая в будущее, скажем, что из профкома она таки да вышла, а вот дурью маяться не перестала. Характер человека – это его судьба.

Да и сейчас, в глубине души она знала, что перестать быть шутом гороховым практически невозможно.

Гроб стоял во дворе. Вокруг кучковались соседи и сотрудники и тихонько перешептывались. Люба выглядела ужасно. Конечно, такая мысль могла прийти в голову только женщинам. Недаром они почти никогда не вешаются, чаще травятся газом, чтоб и в гробу выглядеть красивой. Особенно дико смотрелись накрашенные помадой губы на обескровленном лице. В руках горела свечка, а голову прикрывал

платок.

Люба по восточному гороскопу была Обезьяной, обожала свои волосы и всячески их холила и лелеяла. За несколько дней до убийства Анна Эразмовна встретила ее во дворе библиотеки и с удивлением увидела, что она постриглась.

– Любця, ты зачем волосы срезала? -воскликнула Анна Эразмовна.

– Ничего, отрастут, – засмеялась в ответ Люба. Не отросли.

Елизавета Степановна сидела возле гроба и то рыдала, то замолкала, гладила Любу по щекам и надрывно вскрикивала: «Доченька моя!». Ближе к ногам стоял Олег и неотрывно смотрел на мертвое лицо. Верочка прижалась к нему и на маму совсем не смотрела. Ей было страшно.

«Где же Андрей?» – подумала Анна Эразмовна, не веря, что он мог не прийти. Она стала смотреть по сторонам, почему-то стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Впрочем, почти все смотрели в землю. Вдруг она увидела Бебу Иосифовну, которая медленно, опираясь на палочку, пробиралась к Елизавете Степановне. Сердиться было глупо, разве мама могла не поддержать подругу? Замечательная была у Анны Эразмовны мама.