Ольга Степнова - Изумрудные зубки

– Моя мама умерла пять лет назад. Я не могу у нее спросить.

– В любом случае детство кончилось. Сказки тоже. Я рад, что ты стала такой красавицей. Ты похудела и стала гораздо выше.

– Каблуки и диета.

– Глаза! У тебя были темно-серые, совершенно другие глаза!

– Они выцвели от холода, который поселился в душе, когда ты ушел. От опыта. От жестокого женского опыта.

– Я не уходил! Твоя мама сказала мне, что... Сказки кончились! Детство прошло!! Хочешь, накажи меня сорока ударами маленьких барабанных палочек!

– Смертная казнь.

– Я поверил, что ты умерла.

– «Смерть не разлучает людей, она их сближает». Ты всегда был согласен с этим правилом нашей игры. Ты должен был придти на мою могилу и...

– Ха-ха! Застрелиться!

– Убедиться, что ее нет! А потом искать меня, носом землю рыть, пытать мою маму! Ты нарушил наши законы, ты разрушил нашу страну, Принц!

– Я очень хочу курить.

– Это невозможно.

– Я пленник?

– Да, но не мой.

– Что значит – не твой?! Это не ты приказала какому-то мужику сделать ложный звонок на мой мобильный, чтобы выманить меня в темный подъезд, а потом огреть по затылку, запихать в машину, привезти сюда и посадить в баню? Не ты?! Кстати, у меня пропали ключи, документы и телефон.

– То, что с тобой произошло, не имеет ни малейшего отношения к нашей игре, к твоему предательству, к твоему опозданию, к тому, что ты – Принц.

– Объясни!

– Тебе не больно?

– Нет.

– Не страшно?

– Нет.

– Я приказала вколоть тебе очень хорошее лекарство. Тебя уже допросили.

– Что?

– Ты уже все сказал, что было нужно.

– Что?!!

– Не помнишь?

– Нет!

– Хорошее лекарство!

– Объясни.

– Аривидерчи, Чуча!!!

– Аривидерчи, Чуча! – три раза успел повторить попугай, пока дверь в комнату медленно открывалась.

Страх вроде бы прихватил Глеба за горло, сбил с ритма сердце, но тут же отступил, оставив место легкому недоумению и непонятной веселости.

«Хорошее было лекарство!»

Инга встала с его колен и без излишней поспешности пересела в кресло напротив.

На пороге стоял молодой коренастый мужик в кожаных джинсах и светлом льняном пиджаке. Это сочетание кожи и льна было таким же нелепым, как и сочетание длинных прядей волос, стянутых сзади в хвост, с грубыми чертами лица.

– Он наврал, – тихо сказал мужик, закрывая за собой дверь. – В его рабочем столе нет ни камней, ни диска.

– Этого быть не может! – Инга резко встала и подошла к мужику. – Не может быть!! Под действием этого лекарства не врут!

– Не врут... – пробормотал Глеб.

Он не понимал ничего.

Ничегошеньки!

Ожившая Инга. Красная комната. Пробитая голова, которая не болит. Хорошее настроение. Дебильный мужик, забывший сменить то ли брюки, то ли пиджак. Какие-то камни! Нужно срочно упасть в обморок. Или умереть. Еще раз умереть – по-настоящему, чтобы не мучили эти смешные кошмары.

– Тебя, мать, надули с лекарством, – с усмешкой сказал мужик Инге. – Подсунули фуфло за бешеное бабло.

– Фуфлозабабло! – заорал попугай. – Баблозафуфло!

– В баню его, – процедила Инга. – В баню, и задать жару!

– Баняжару!!! – не унималась мерзкая птица.

У двери стояла корзина с белыми розами.

«Флек, – вспомнила Таня. – Подлая собака Флек со своею мамашей. И чего они ко мне привязались?»

После всего, что произошло на даче, глаза у нее были на мокром месте, но не от жалости к себе, не от обиды, а от внезапно поселившейся внутри злости.

Эти розы и этот Флек были очень кстати для этой злости.

Привычно запустив руки в колючие стебли, она достала записку.

«Мадам я надеюсь увидеть вас в наилучшем виде сегодня часиков в восемь вечера в ресторане „Прага“, в Царском зале. Не подведите. Мама погладила мне носки и сунула в карман накрахмаленный белый платочек. Прежде чем порвать и выбросить эту записку имейте в виду что я холост молод красив и платежеспособен. Такие парни не каждый день попадаются».

Таня открыла дверь, прошла на балкон и швырнула цветы вниз вместе с корзиной.

Потом села за стол и красной учительской ручкой расставила запятые.

Потом огляделась.

С этими дурацкими розами она не заметила, что вещи в квартире раскиданы. Не придала значения, что дверь закрыта на один оборот. Не обратила внимания, что пол истоптан чужой грязной обувью!

С распотрошенным шкафом, разворошенной кроватью, разгромленными книжными полками комната имела жалкий, нежилой вид. Она имела такой же вид, как жилище Людмилы Сергеевны Павловской на Шатурской улице.