Ольга Степнова - Беда по вызову

— А они, что — опять новые? — удивился неарденталец.

Мужик в ажурном платочке усмехнулся.

— Это тема для реферата в десятом классе. Ну, может, для курсовой. Хотя, сейчас такое «образование» за деньги, что в аспирантуре будут букварь учить, а кандидатскую про два плюс два писать, — разродился он грамотной речью.

— Вы кандидат наук?

— Я? Доктор. Бывших экономических наук.

Вот вляпалась.

— Что заставляет людей жить так, как вы живете?

— Ты пресса, что ли? — заржал косматый, обнажив свой единственный зуб. — Так и пиши, мадамочка: живем мы замечательно, лучше всех живем. Знаешь, кто самый богатый человек в городе? Начальник свалки. Просто этого никто не знает. Мы рангом пониже, но тоже не бедствуем. У нас все честно: территория поделена, никто на чужое не зарится. Даже у ворон свои участки. Тут и поесть, и выпить, и одеться, — он хвастливо ткнул пальцем в свои кроссовки. — Сливки, конечно, начальство собирает. Вот недавно тут целый самосвал компьютеров какая-то фирма выкинула. Что, почему — неизвестно, но деньжищи там немалые. А месяца два назад тут очень крутую тачку выбросили. «Ягуар» знаешь? Начальник увидел — сигарету, которую курил, сжевал и проглотил от удивления и задумчивости. Ожог пищевода заполучил. По запчастям он машину распродал и на Кипр отдыхать укатил, долечивать пищевод и фрукты кушать.

— Так это ваше начальство на джипе приезжало?

— На джипе? Не, это Зинона начальство. Он хвастался, что нашел работу по специальности.

— И кто же он по специальности?

— Он? Актер драматического театра. Бывший.

— И что… эта его актерская работа — ночная?

— Эти парни заезжают за ним примерно раз в две недели вечером. Зинон приходит утром довольный и рассказывает всем о волшебной силе искусства.

— Он что, там много зарабатывает?

— Мадамочка, говорил же, скажите прямо — что вам нужно? А то диссертация, нравы, способы выживания… Еще пятьсят и все что знаю, расскажу.

— Правильно, — поддакнул доктор бывших экономических наук. — Новые условия, знаете ли, а жить надо…

— Что, они опять новые? — снова всполошился неарденталец.

Я возмутилась обдираловке, но послушно выложила деньги.

— Зинон появился на свалке полгода назад, — начал доктор наук хорошо поставленным голосом, привыкшим работать на большую аудиторию. — Он действительно артист, причем заслуженный. Зиновий Петров. Актер одной роли. Играл Ленина во времена расцвета социалистического реализма, чем и прославился. Когда спрос на Ленина резко упал, Зинон запил. Дети у него в другом городе, жена умерла. Какие-то дельцы его облапошили, когда он квартиру на меньшую с доплатой менял, и остался он на улице. Месяц Ленина в подземном переходе изображал. Подавали ему хорошо, народ даже специально ходил на него посмотреть. Только конкуренты этого не вынесли, избили Зинона и больше в переход не пустили. Тогда он и пришел на свалку. Смотрим — Ленин идет. Руки за спиной, взгляд с прищуром, кепка… Реквизит у Зинона до сих пор остался. Ленина здесь приняли и даже полюбили, у многих наших тоска по прежним временам. Выделили ему здесь участочек, тем он и жил. Тут и поесть, и попить, и одеться.

— Значит, он по ночам теперь где-то Ленина играет?

— Может, и не Ленина, но кого-то точно играет, и платят ему за это хорошо. Реквизитик у него побогаче стал — костюмы, галстуки, дипломат кожаный, мобильник, и куча всяких очков. Что-то я не помню, чтобы Ильич темными очками увлекался. В-общем, Зинон как-то очень хорошо устроился. Говорит, к весне квартиру купит, но что и где не рассказывает.

— Этот парень седой, — встрял доктор, — его старый друг. Он поэт. Они вместе служили искусству, и вместе выпивали. А горластый, на джипе — это их главный. Режиссер, наверное, хотя с виду не скажешь.

Больше обитатели помойки ничего не знали. Как я их не пытала, рассказ ходил по кругу: пришел на свалку Ленин, прижился, но вскоре нашел денежную работу по специальности с помощью друга-поэта, стал меньше пить, и теперь собирается купить квартиру. А горластый — главный режиссер, хотя с виду не скажешь.

Я распрощалась с «бывшими», но с полпути вернулась.

— Эй! — крикнула я издалека. — А в том «Ягуаре» никаких бумаг не находили? Расписок там каких-нибудь?

Они запожимали плечами.

— Чистая вроде машина была. Ни вмятин, ни крови, ни трупов, ни бумаг, ни даже номеров.

Мозаика событий, происшедших за последние дни, сведения, добытые мною не всегда праведным путем, позволяли делать выводы. Я чувствовала, что разгадка где-то на поверхности, что я хожу рядом с ней, и не хватает буквально нескольких сильных и четких штрихов, чтобы из хаоса возникла простая и ясная картина. Я хожу где-то рядом, и, кажется, знаю как подойти поближе.