Пьер Сувестр - Месть Фантомаса

— Я ничего не понимаю, — сказал Фандор, — нет, действительно, я ничего не понимаю!

— Сейчас поймете, мой дорогой друг. «Воронок», в котором вы находились, попал в аварию не случайно, а вследствие предварительного замысла. Ему помешали доехать до участка в Отёй. А тем временем другой «воронок», украденный перед Дворцом Правосудия дерзкими соучастниками, переодетыми в кучера и республиканского гвардейца, заехал на участок в Отёй. Незнакомцы подали на подпись фальшивые документы и выкрали из-под носа у комиссара всех арестованных…

— Ну и, — сказал Фандор хрипящим голосом, прерывисто дыша, — ну и что с ним стало, с этим ложным «воронком»?

— Его нашли на рассвете у Булонского леса и, конечно, пустым.

— Значит, Жюль сбежал?

— Вы правильно заметили…

— А кому принадлежала машина, которая, как вы говорите, специально столкнулась с «воронком»?

— О! Приготовьтесь к сюрпризу. Это самое непонятное из всего, и оно может привести к формулированию заключения обо всех «делах Доллона». Она принадлежала… вы не догадываетесь, Фандор?

Репортер покачал головой:

— Вы говорите загадками, я ужасно не люблю этого…

— Так вот, мой дорогой друг, она принадлежит тому, кого вы, конечно же, не заподозрили бы. Один из свидетелей записал номер. Я только что его проверил. Так вот, она принадлежит… Она принадлежит господину Томери…

— Господину Томери?

— Ему самому… И я только что выдал ордер на его арест. Между нами говоря, я считаю господина Томери виновным и надеюсь, что где-то через час он будет у меня в кабинете! Но, как только господин Фюзелье произнес эти слова, убежденный в эффекте, который они должны произвести, Жером Фандор откинулся в кресле и разразился смехом.

Теперь уже господин Фюзелье недоумевал.

— Но… что смешного вы в этом находите?

Однако Фандор взял себя в руки:

— О-о! Ничего! Только, господин Фюзелье, я задаюсь вопросом, действительно ли господин Томери, громадный мужчина, хорошо сбитый, смог найти способ везде оставлять отпечатки пальцев Жака Доллона!..

— Но он не оставляет отпечатков пальцев Жака Доллона, поскольку Жак Доллон жив, он приходил к своей сестре, вы же сами это признали.

— Да, правда! — согласился Жером Фандор. — Жак Доллон жив… Я забыл… Значит, Томери всего лишь соучастник?

И, пока господин Фюзелье смотрел на него, удивленный тем, как Фандор реагирует на его сенсационные известия, журналист встал и сказал:

— Так вот, господин Фюзелье, вы позволите мне высказать свое мнение? Дело в том, что в этом деле сюрпризы еще не кончились, и у вас пока нет его разгадки…

На этом Жером Фандор попрощался с судьей и, не добавив ни слова, вышел из кабинета, не то серьезный, не то улыбающийся, спрашивая себя, что же ему делать…

— Черт возьми! Не говори, старик! Если бы знал, взял бы лодку!

— Ну! У тебя башмаки достаточно широкие! Хотя, действительно, погодка не то, что надо…

— Старик, не нужно жаловаться. Чем сильнее дождь, тем меньше народу будет шляться по улицам. А мне нежелательно встречаться с дружками…

— Ладно, дружище… ладно. Но не хочется вот так стоять. Еще, чего доброго, растаять можно… Ты уверен, что он придет?

— Конечно, как пить дать. Сегодня утром он получил мою писулю…

— Ну и что?

— Тихо! Тихо! Кто-то идет!..

Стояла глубокая темная ночь. Грязные облака, подгоняемые сильным ветром, мчались у самой земли в безудержном танце сарабанды. Иногда с внезапной яростью начинал идти дождь, подхлестываемый захлебывающимися порывами ветра…

Было около полуночи, и квартал улицы Раффэ был безлюден…

Только двое мужчин, говорящих на таком образном, но очень выразительном языке, каковым является жаргон, отважились на то, чтобы находиться в такую мерзкую погоду на улице, медленно прохаживаясь рядом, тихо разговаривая и стараясь не шуметь…

Вид этих суровых компаньонов испугал бы даже самого смелого прохожего. Пропитые лица, глаза, горящие, как тлеющие угли, грубые голоса, движения гибкие и проворные, походка развязная, — портрет, характерный для шпаны и уголовного мира Парижа.

— А чего ты там накарябал в своей писуле?

— Черт его знает! Это же не я ее писал…

— А кто же?

— Ну, что за вопрос!

— Черт возьми, я же не колдун! Если не ты накарябал, то кто же?..

— Моя баба…

— Эрнестин?

— Да, Эрнестин…

Они замолчали, затем один снова заговорил:

— Так что ж, Дьяк, ты не ревнуешь, когда твоя любовница пишет должностным лицам?..