Галина Романова - Принцип Отелло

– Деточка, какой супчик станем готовить Вадику? – закурлыкала Мария Федоровна, вытаскивая из старого дощатого комода крохотную алюминиевую кастрюльку. – Может, гороховый?

– Нет! – чуть громче, чем полагалось, воскликнула Василиса, свято храня тайну, что от горохового супа у Вадика еще и кишечные колики. – Давайте лучше лапшу.

– Ну что ж, лапшу так лапшу… – недовольно поджала тонкогубый рот свекровь. – Вечно вам не угодишь. Подай мне пакет с мукой, деточка.

Ее имя Мария Федоровна игнорировала с первого дня знакомства, считая его немодным и даже кошачьим. Никаких производных от ее имени признавать тоже не хотела. Прилепила ей человеческую вполне кличку «деточка», тем и осталась довольна.

Вадику имя жены тоже было не очень по нраву. Он его долго коверкал на все лады, пока не остановился на имени Валиса, благополучно опустив слог «си». Один только Санька и млел от ее имени, называя ее то ласково Василисушкой, то официально-снисходительно Василисой Микулишной (хотя она была Егоровна), то Васькой. И так как-то выходило у него здорово, что Василиса со временем и сама полюбила свое имя, хотя в детстве нередко рыдала по его поводу.

Санька… Ох, Санька, Санька! Ну и наделал дел…

Василиса поспешно сунула свекрови в руки пакет с мукой и заспешила на улицу. Не дай бог разреветься при старой чокнутой дуре, тогда точно топиться придется. Она ведь не отстанет и будет придумывать и придумывать ее слезам объяснение за объяснением. Начнет донимать Вадика, а тому и без того труба дело – ему еще суп сегодня есть придется. Он станет нервничать, дома все будет накалено докрасна после этого. А ей такое надо?

Она все же всхлипнула тихонько на заднем дворе, усевшись на вязанку никому не нужных дров. Печки в доме не было – давно газ провели, еще свекор покойный постарался. Костров на этом дворе тоже не разводили (канцерогены и все такое), шашлыка не жарили – купить готовый можно. Василиса подозревала, что дрова тоже от покойного свекра остались в наследство. Ну что же, хоть за то ему спасибо. Она хоть на них посидеть может вдали от посторонних глаз, и погоревать тихонько, и поругать этого дурака чертова – Саньку Сигитова.

Ну и наделал дел, ну и наделал! Какого черта молчал все эти годы? Почему раньше не сказал? То она была для него своим в доску пацаном, а то вдруг в его жизни должна быть. И вот как понимать его слова прикажете? Когда прозрел, когда созрел? Четвертак жизни должен был прокатиться, чтобы он до такого решения дозрел, да?

А ей что теперь делать? Вадика бросить она не может. Она его любит… кажется. Да и страшно как-то бросать теперь, когда все только-только налаживаться стало. Она за многое ему была благодарна: за мужество, к примеру, за выдержку, за терпение, за твердое плечо, которое он несколько лет подряд подставлял ей.

Сколько они мотались по съемным углам, сколько мытарств и лишений претерпели! Бывало, что на одной раскладушке спали в обнимку. И чай вприкуску с малосольными огурцами пили, потому что больше не с чем и не на что купить. Потому что студентами были. Потому что к его родителям на поклон не хотели идти, поскольку Василису не приняли ни мать, ни отец. А ее родители бросили дочку еще в младенчестве на бабку, которая умерла, оставив ей лишь деньги на спецсчете на обучение. У Василисы хватило ума выучиться, а не спустить все деньги на шмотки и гульбу. У Вадика тоже хватило ума не претендовать на те деньги. Он даже согласен был хлеб с солью есть, лишь бы Василиса закончила учебу. За это она ему тоже была жутко благодарна.

А когда он, первым закончив учиться и первым устроившись на работу, принес ей в подарок с первой зарплаты крохотные золотые сережки, она ревела над ними всю ночь. Таких подарков ей никто и никогда не делал, только вот муж теперь. Разве такое забывается? Разве за подобное не благодарят?

А потом в их общей совместной жизни начали случаться чудеса. Может, за их долгое терпение господь их наградил. Может, посчитал, что на их долю скитаний хватит. У Вадика-то все вроде было ничего: родители как родители, детство как детство. А вот у нее…

Перво-наперво у Василисы вдруг объявился какой-то дальний родственник ее матери, бросившей ее в младенчестве. Правда, объявился он уже после своей смерти, завещав ей огромную квартиру – из целых трех огромных комнат в центре города. Василиса ошалело смотрела на нотариуса, нудно зачитывающего ей условия завещания. Потом где-то расписывалась. Потом с тем же ошалелым видом забрала ключи от квартиры в жилищно-коммунальной конторе. Оторопело переступила порог квартиры, показавшейся ей тогда сказочным замком. И все не могла поверить, что происходящее – реальность. Казалось, сейчас она пошире распахнет глаза – и мираж, желейно дрогнув, исчезнет.