Инна Метельская-Шереметьева - Тень жены Гамлета

Мне стало до ужаса неловко от столь интимных подробностей из жизни жены (страшно сказать!) кандидата в президенты. Уж не вытянули ли папарацци на свет Божий старую историю? А может, ее узнал кто-то из бывших «коллег» — лимитчиков — и теперь шантажирует?

— Так вас к нам привела эта история? Кто-то шантажирует вас тем, что обо всем расскажет мужу? Или… — я тоже покраснела, — сам Качалов жил в этом общежитии и он….?

— Что вы! Сергей появился через три дня после того, как я сбежала из общаги. Там рядом, на Миклухо-Маклая, находится здание Университета Дружбы Народов, и я зашла к ним после визита к врачу в кофейню позавтракать. Не то, чтобы мне есть хотелось, просто студенты — это совсем другой мир…. А их кофейня, как оказалось, это такой маленький клуб со своими завсегдатаями, и чужие люди сразу в глаза бросаются. Вот ко мне и подошла какая-то девушка. Сигарету стрельнуть, что ли. Сейчас уже не помню…. Мы почему-то разговорились. Я ей понравилась, или она меня пожалела, не знаю. В общем, оказалось, что ее соседка по комнате еще не вернулась с каникул, и Галина предложила мне пожить у нее. Брат Галины учился на инженерном факультете. Его звали Сергей. Увидела я его, как уже говорила, через пару дней. А через два месяца мы поженились.

— Простите Таня, вы сказали, что ваша новая знакомая вас пожалела. Значит, ей вы при первом же знакомстве рассказали про общежитие и портвейн?

— Нет, что вы. Мне было так стыдно…. Я бы постороннему человеку ни в чем подобном не призналась, лучше бы умерла…. Я ведь о людях судила по своим родителям, или соседкам по дому: если не засмеют, то точно с позором выгонят. У нас в семье распутства не было…. Так что Галине я что-то соврала, по-моему. Мне тогда было очень одиноко и очень страшно. Одной, в огромной Москве…. Об этой истории в общаге я, вообще, за всю жизнь рассказала только Вике, своей лучшей подруге из Нижневартовска, да и то, года через три после замужества. А почему вы спрашиваете?

— Просто резонно предполагаю, что ваш визит как-то связан с вашими прежними проблемами и нынешним положением супруга. Или нет?

— Не знаю. Не думаю. Я не из-за мужа к вам пришла. Тут другое.

Поскольку моя детективная интуиция потерпела полное фиаско, я вынуждена была задать самый банальный и самый уместный вопрос:

— Что же в таком случае произошло?

Татьяна поискала глазами пепельницу, стряхнула пепел с полуистлевшей сигареты, затянулась (по-моему, всего второй раз за весь разговор), закашлялась и внимательно заглянула мне в лицо.

— Скажите, Витолина, вы никогда не боялись сойти с ума?

Вопрос был столь неожиданным и столь искренним, что я крепко задумалась, прежде чем что-нибудь ответить. Наверное, я просто не знала, как вести себя с Татьяной. Она не говорила того, что обычно с порога вываливают на нас наши клиенты, не трясла деньгами, не спешила с оформлением договора…

Не дождавшись от меня ничего кроме нечленораздельного мычания, Татьяна судорожно вздохнула и продолжила:

— А я вот уже полгода как боюсь. Иногда мне кажется, что все уже произошло… Но недавно я где-то прочла, что сумасшедшие никогда не считают себя больными и ничего странного за собой не замечают. Поскольку у меня все наоборот, может, я еще не совсем безнадежна?

Ответить мне не дал появившийся некстати Колюня. Он вошел в приемную, молча положил на стол проявленные пленки, зачем-то поклонился, постоял минутку и, пятясь, вышел из комнаты. Еще через две минуты писк селектора дал мне понять, что младший следователь вызывает меня в переговорную комнату на аудиенцию. Я торопливо извинилась и вышла.

В комнате наших следователей помимо Колюни, приехавшего вместе со мной, находился еще и Петр Иванович, видимо, появившийся недавно. Оба сотрудника «Твиста» сердито хмурились и курили. Петр Иванович пускал к потолку дым, сидя на подоконнике. Я молча стояла у двери и пристально смотрела на обоих. Какие же они все-таки разные! Колюня — среднего роста, широкоплечий, одетый так, как обычно одеваются водители — дешевая кожаная куртка с потертыми локтями, удобный серый свитер и грубые темные джинсы, стянутые у пояса широким кожаным ремнем с латунной пряжкой. Однако назвать его внешность заурядной я бы не решилась. В нем все выдавало человека, не расположенного к шуткам. Бледное, почти бескровное лицо резко контрастировало с черной, блестящей копной волос. Но самым удивительным в его внешности были глаза — черные и бездонные. Петр Иванович, напротив, мыл мелковат в кости, белобрыс, светлоглаз. Он казался бы субтильным, если бы не заметный пивной животик, который не мог скрыть даже явно великоватый ему серый пиджак в мелкую полоску. Привычка постоянно носить костюм и игнорировать другие, более удобные вещи, сохранилась у Петра Ивановича с давних, советских времен. Однако явным, хотя и полностью противоречащим хорошему вкусу стремлением к переменам, стало недавнее приобретение Петром Ивановичем просторной черной джинсовой куртки, которую он, ничтоже сумняшеся, одевал прямо поверх пиджака. Но сегодня куртка, видимо, была оставлена в машине. Кстати, кажущаяся субтильность сыщика очень обманчива. В свое время мой нынешний коллега был чемпионом Москвы по боксу, правда, в супер-легком весе. Но виртуозно драться не разучился до сих пор. Как-нибудь я расскажу об этом.