Семен хотел пояснить, что и впрямь не понимает причину обиды, но не стал. Связываться… Рассеянный. С улицы Некрасова. Пусть обижается.
Рогов тоже с удивлением глянул на уфолога. Несколько минут шли в напряженной тишине. Потом Рогов прервал молчание:
– Да, но что теперь делать?
– Необходимо эвакуировать жителей, сообщить властям, – буркнул ученый.
– Как же их эвакуируешь? – усомнился Семен.
– Надо убедить их. Чтобы сами уехали. Хотя бы на время. Я выступлю, а вы мне помогите…
– А где наш дом-то? – не понял Рогов.
– Инопланетяне унесли, – хмыкнул успокоившийся Семен.
– Дом унесли?! – схватился за голову Васька. – Прямо с тещей?
На лице его было написано столь искреннее страдание, что Семен поспешил утешить друга:
– Да вот он, ваш дом, ты чего, Василий Иванович! Забор поставили, пока мы в лесу прохлаждались, ты не понял?
– Точно! – Рогов обрадовался, как ребенок.
Теща, тесть и Стрельцов выскочили на улицу полностью одетые, словно бы и спать не ложились.
– Слава Богу, живы! – воскликнула теща.
– Могли бы предупредить, – буркнул Гриша.
– Мы их видели, – торжественно объявил Василий.
– Самих человечков? – охнул Федор Ильич.
– Нет, только тарелку. Корабль пришельцев. Вот Семен подтвердит, как эксперт.
– Подтверждаю, – вздохнул Семен после недолгой паузы. Ночь кончилась, и даже после короткого сна в засаде ему вновь начало казаться, что ничего они не видели, а так… померещилось.
Но вроде ведь видели…
– А виски «Марсианского» много выпили? – полюбопытствовал Гриша. Сам-то вечером под жареную птицу еще три-четыре рюмки самогона себе позволил.
– Профессор даже фотки сделал, – Семен не стал обращать внимания на стрельцовскую иронию.
– Папа, вам срочно надо уезжать, – заторопился Рогов. – Профессор сказал. Хотя бы на время.
– Зачем?
– Сегодня еще одного унесли, местного. Профессор считает, что они не отстанут.
– Да, Федор Ильич, – подтвердил Семен. – Аномальная зона.
– Эк угораздило… – расстроился Федор Ильич. – Прямо профессор так говорит?
– Из научного института. По тарелкам специалист.
– Без козы не поеду… – решительно заявила теща.
* * *
Любимов как раз положил трубку на рычаг, когда Виригин вошел в кабинет. С раздражением положил, с чувством. Так что на тумбочке стаканы в подстаканниках звякнули.
– Аппарат казенный сломаешь. Егоров платить заставит… – предостерег Виригин. – Что, про инопланетян что-то новое?
Жора шлепнул ладонью по листу с данными пропавших Карелова и Серебрякова.
– Все то же. Живописца тоже нет.
– Ты с кем говорил? – уточнил Максим.
– С соседкой. Уехал, мол, в какую-то деревню работать. Пока не вернулся.
– А родня есть?
– Родня в Мурманске. Здесь он один живет. У соседки где-то телефон мурманский записан – может, найдет… – Любимов был явно раздражен. – Не, ну наши-то охламоны! Вечно в какую-нибудь историю втянут. Лучше б самогонку пили.
– Может, и пьют, – предположил Виригин. – И этим все объясняется.
– А художник с инженером где?
– Да где угодно. Тоже, может, пьют. У нас многие пьют, – философски заметил Максим. – Давай вечером в адреса съездим. Проверим на местности.
– Сами не отдыхают и другим не дают… – не успокаивался Жора. – Я вечером пива хотел…
– Ну, сгоняем в адреса – и по пиву… Погода хорошая.
Марфу, как самую вменяемую, отрядили собирать народ на сходку. Марфа добросовестно обегала все пятнадцать или шестнадцать обитаемых домов. То, что будут выступать одновременно милиция и профессор, произвело на «марсиан» впечатление. Захар, например, затеял, во-первых, пойти трезвым (с утра он уже успел принять сотку, но решил пока ограничиться), а во-вторых – в белой рубашке. Он хорошо помнил, что у него была белая рубашка (забыв при этом, что пропил ее года четыре назад). Захар облазал всю хату – рубашка не находилась. Взял со стола бутыль, еще вчера полную самогона. Потряс над стаканом: ни капли. «Хотел пойти трезвым – и пойду», – принял Захар волевое решение. Подумал, что белая рубашка может быть в старом сундуке на чердаке. Искомого там не оказалось, зато расчудеснейшим образом за сундуком, в какой-то щели обнаружилась черная и мохнатая от пыли, страшная с виду, но тем не менее настоящая чекушка.
Захар аж рыгнул от удивления. Сколько же лет она здесь пролежала? Как вообще здесь очутилась? Этого Захар не помнил. Но чекушка – была. Называлась «Охта». Двести пятьдесят грамм. Крепкая пробка.
Читать дальше