Евгений Дрозд - ПОСЛЕДНЕЕ ДЕЛО НИРО ВУЛФА

У левой стены стоял стеллаж со всякой мелкой садоводческой утварью, а справа, на полу, высился штабель пластиковых мешков с удобрениями и подкормкой. В него–то и уткнулся убиенный. На затылке покойного явственно виднелось входное пулевое отверстие, а то, что осталось от мозгов и лица, все еще медленно сползало по стене. Зрелище не для слабонервных. Казалось, все произошло пару минут назад. Поскольку для убийства нужен кто–то второй, а такового в кладовке не было, да и негде ему тут было поместиться, то оставалось только предположить самоубийство. Странноватое такое самоубийство. Теоретически можно, конечно, выстрелить себе в затылок из пистолета, но среди самоубийц это как–то не принято. И, самое главное, пистолета нигде не было видно. И запаха пороха в воздухе не ощущалось. И на затылке убитого не было характерных пороховых пятен, которые непременно бы возникли при выстреле в упор.

С лестницы донеслось рычания взбешенного Ниро Вулфа, а следом оправдательный лепет Фрица. Я повернулся и увидел, как туша Вулфа вписывается в не очень просторные габариты подвального коридора. Когда шеф подошел к нам, я посторонился, давая ознакомиться с картинкой. Ниро замолчал. Он стоял неподвижно и только громко сопел, в то время как его цепкий взгляд живо обегал сцену театра военных действий.

Когда я решил, что первичное ознакомление состоялось, то кратко ввел патрона в курс дела, заодно выяснив, что Тео спустился из оранжереи в подвал, чтобы пополнить запас подкормки для орхидей. К садовнику–то и был обращен первый вопрос Вулфа:

— Когда последний раз отпирали кладовку, Теодор?

— Да только вечера, сэр. Посыльные доставили мешок с удобрениями, и мы с Фрицем перенесли его сюда. Все было нормально.

— Ключ от кладовки у тебя?

— Да, сэр. Постоянно при мне. А другого нет.

Вулф мрачно хрюкнул и повернулся к Фрицу.

— Посторонние в доме?..

Повар только пожал плечами.

Вопрос был риторический, Вулф мог бы его и не задавать. Он сам ежевечерне обходит дом и включает сигнализацию, так что ночью к нам даже мышка не пролезет. В доме были только мы четверо. Ну, и еще вот этот…

Вулф угрюмо посмотрел на меня.

— Пока не узнаем, как все произошло и кто, собственно, убит, наши домыслы бесполезны. А опознание — это дело полиции. Боюсь, Арчи, у нас нет другого выхода, как…

Он не договорил, но этого и не требовалось. Я тоже помрачнел: нам действительно не оставалось ничего другого, как звонить в полицейское управление, в департамент по расследованию убийств, нашему заклятому другу инспектору Кремеру.

Воздержусь от подробного описания того бедлама, что творился в нашем доме в течение последующего часа. Скажу только, что помимо осмотра, фотографирования и прочих формальностей, торжествующий инспектор Кремер приказал провести тщательный обыск на предмет обнаружения орудия убийства. Разумеется, никакого оружия в доме найдено не было, если не считать моего личного «Варли–32», хранящегося в нижнем ящике моего письменного стола. Но его я сам вручил инспектору вместе с лицензией.

Торжество же инспектора Кремера — я бы даже сказал: мстительное торжество — было понятно. В нашем доме всякое случалось — подбрасывали нам, например, газовую бомбу, подкладывали бомбу бризантного действия, упрятанную в металлическом кофейнике (когда она взорвалась, крышка кофейника просвистела в дюйме от головы Вулфа), но никогда еще здесь не происходило такого серьезного преступления, в совершении которого можно было бы обвинить Вулфа и меня. Да, такого подарка судьбу Кремер давно не получал. Он был счастлив. Когда эксперты завершили работу, мертвеца упаковали в пластиковый мешок и увезли. Инспектор Кремер велел нам подписать протоколы допросов. (Это происходило в кабинете Вулфа, причем инспектор сидел за рабочим столом Ниро: как патрон пережил это унижения, я не знаю). После этого Кремер объявил, что мы четверо являемся подозреваемыми, находимся под домашним арестом и не имеем права покидать дом. И удалился, оставив в подкрепление своих слов сержанта Стеббинса дежурить на крыльце. Можно было не сомневаться, что инспектор уже организовал наружное наблюдение за подходами к дому как со стороны Тридцать пятой, так и со стороны Тридцать четвертой улиц.

Когда он ушел, Вулф брезгливо вытер носовым платком свое знаменитое кресло, сделанное специально под его обширные габариты и обошедшееся ему в 650 долларов, бросил платок в корзину для бумаг и занял, наконец, свое законное место. Прежде всего, он велел принести пива. Я тоже ощущал потребность малость взбодриться и заказал Фрицу порцию скотча. Фриц все принес и отправился помогать Теодору наводить в доме порядок после обыска. Вулф откупорил первую бутылку золотой открывалкой — презентом благодарного клиента. Я медленно, маленькими глоточками, потягивал свое виски. Молчание было длительным, тяжелым, и что–то не вырисовывалось ни малейшего повода к его прекращению.

Читать дальше