Дарья Донцова - Идеальное тело Пятачка

– Нет, – не согласился начальник. – Кто постоянно озабочен расходами, гасит свет в особняке, ругает горничных за перерасход моющих средств?

– Лаура Карловна!

– Верно, – кивнул Чеслав. – У старухи сердце переворачивается, когда она думает о том, как дорого обходятся медсестры, лекарства и все то же пресловутое электричество. Но она молчит до тех пор, пока из комы не выходит Эрика. Теперь к негодованию на почве трат присоединяется страх. А что, если Лиза восстанет из небытия, как Эрика? Вдруг к горничной вернется память, и она расскажет о том, что с ней случилось на самом деле?

– Лаура Карловна знает, что Михаил серийный маньяк, – прошептала я.

– У Германа от старухи нет тайн, – подтвердил Чеслав. – Лаура долго мучается и в день твоего появления в имении наконец решается. Вспомни, что тебе говорила Анна Степановна о том, как кормят Елизавету.

Я напрягла память.

– Полноценное питание получают медсестры, а для Лизы делают жидкий коктейль. Еду ставят на поднос, который забирает либо Людмила, либо ее сменщица. Чаще всего больная отпивает совсем немного.

– Отлично, – кивнул Чеслав. – А что повариха говорила про папайю?

– Лизе она не нравилась, бокал обычно возвращался полным, а потом вдруг оказался пустым, у больной изменился вкус.

Чеслав порылся в коробке и нашел новую скрепку.

– Лаура Карловна подлила в сок папайи яд. Она, ради спокойствия семьи, решила отравить Лизу. Старуха уже дала показания, твердит, что бедная горничная все равно вроде как мертвая, даже гуманно будет усыпить бедняжку. Но пожилая дама не учла один момент: Лиза могла не выпить коктейль. Так и произошло, полный стакан вновь оказался на кухне. Анна Степановна отлучилась, и тут в пищеблок вошла Майя, у которой на самом деле была язва. У девушки очень болел желудок, а сок папайи считается лечебным средством при любых неприятностях с пищеварительным трактом. И как поступила Лобачева, увидев целый бокал с целебной выжимкой?

Меня передернуло:

– Небрезгливая прислуга его выпила. Вот вам еще один аргумент, чтобы никогда не доедать и не допивать за другими: можно слопать чужую отраву. Мне понятно теперь!

– Что? – прищурился Чеслав.

– Когда Майя упала на лужайке, Лаура Карловна перепугалась. Она, наверное, сообразила, что яд таинственным образом попал не туда, куда надо. Но старуха не потеряла голову и приказала Косте спрятать труп Лобачевой в огромном холодильнике, а всем сказать, что у горничной прободение язвы и ее отправили в больницу.

– Точно, – подтвердил Чеслав.

– Я слышала, как Костя с помощником искали в кладовке мешок, видела момент погрузки длинного свертка на электроплатформу, – забормотала я. – А когда я нашла в кладовке колечко с надписью «Майе от Гоши», повариха снова завела речь про Клауса. Либо она великая актриса, либо на самом деле была напугана!

Чеслав оперся локтями о стол.

– Зачем им лишний свидетель? Поэтому Анне Степановне не открыли правду о смерти Майи. Увидев твою находку, она встревожилась. Смекнув, что дело нечисто, Анна Степановка попыталась придумать для тебя рациональное, с ее точки зрения, объяснение появлению колечка Майи в кладовке. Мол, она пряталась там от призрака, швырнула в него серебряным перстеньком, и Клаус ушел. Косте тоже пришла в голову мысль использовать в своей игре привидение, напугать прислугу Клаусом, надеть на себя балахон Михаила, в котором тот занимается с тигренком, и побренчать бубенцами, постучать, потопать, повыть.

– Зачем? – заорала я. – Что за глупость! Люди и так были шокированы происшествием с Маей, к чему еще трепать им нервы?

– Именно потому и понадобился Клаус, – загадочно ответил начальник.

– Не понимаю, – сказала я.

– Лаура Карловна и Костя не хотели, чтобы прислуга обсуждала внезапную болезнь Лобачевой, – пояснил Чеслав. – А как заставить народ не болтать на животрепещущую тему?

– Подсунуть ему более интересную новость, – мрачно ответила я.

– Молодец, – снова похвалил меня начальник. – Вот Костя и организовал сенсацию. Да какую! «Клаус» прошелся по флигелю, про Майю все забыли, и в последующие дни разговаривали исключительно о призраке.

– Хорошо, что никто со страха не умер, – не успокаивалась я.

– Константин пошатался по помещению для горничных, потом собрал вещи Лобачевой и унес. А горничные до утра боялись нос из своих комнат высунуть. Надо же быть такими глупыми! – в сердцах воскликнул Чеслав. – Двадцать первый век на дворе, а люди верят в чепуху.