Валентина Андреева - Крестовый поход в лабиринт

Альбрехту пришлось сделать нелегкий выбор. Увы, иначе не получалось. Оповестив о дате похорон всех ее друзей и бывших коллег по работе, он лишил бы Бето возможности присутствовать на этой печальной церемонии. Кто-то, без сомнения, узнал бы его, а в свете последних событий этого нельзя было допустить. И Альбрехт сознательно пошел на то, чтобы обречь себя в будущем на жесткие упреки желавших проститься со Светланой Владимировной. В последний путь Маноло провожали только сын с другом.

Мелодия клавесина, настойчиво звучащая из недр сумки упокоившейся сеньоры де Суарес, резала слух. Ее веселые звонкие переливы действовали на нервы. Тамара Владимировна, инстинктивно рванувшаяся было на зов мобильника, даже не охнула. В короткий промежуток времени на ее лице сменилась целая гамма чувств: боль, страх, отчаяние и надежда. С последним из них она и замерла.

Мне показалось, что я первая кинулась к сумке, но Димка меня опередил. Пока мы совместными усилиями открывали ее, мобильник замолчал. Пока препирались, обвиняя друг друга в неуклюжести, он заиграл снова. Я удачно выхватила аппарат, но он неудачно взмыл вверх, Димка подсуетился и поймал его. Можно сказать, прибыл на готовенькое.

– Это лечащий врач Тамары Владимировны. Слушаю вас, – доложил он в трубку. Все с напряжением ждали продолжения. Не очень долго – пару секунд. Димка был явно разочарован, когда, передавая мне мобильник, жестами изобразил то, что не мог выговорить словами: ткнул указательным пальцем в сеньору, потом в меня, а в заключение постучал кулаком по своему лбу.

– Прижизненная реинкарнация, – шепотом перевела мне Наташка. – Она – это ты. Соображай!

– Да?.. – выговорила я еле внятно и хрипло – испугалась.

В ответ раздалась взволнованная тирада на иностранном языке, как я правильно догадалась – испанском. Возникла небольшая пауза, кажется, от меня ждали ответа. От волнения мысли разбегались в разные стороны. Я с ужасом поняла, что знаю только три испанских слова: грация, амиго и Буэнос-Айрес. Впрочем, с последним я явно дала маху. Оно вообще из другого района бедствия. – Грация… – выдавила я с опережением процесса мышления. И была «вознаграждена»!

– Я убью ее, мама!!! – прозвучало спокойно и страшно.

– Не надо!!! – провизжала я в ответ, но «сынок» уже отключился. – Он хочет убить Татьяну!!! – трагическим шепотом сообщила я онемевшему коллективу.

– Кто? Страховой агент? – Физиономия моего мужа светилась идиотской улыбкой превосходства.

– Это для тебя… умного, он страховой агент. А для меня, дуры, своей мамы Тамары Владимировны родной сын Владимир.

– Финиш!.. – ошарашенно отреагировал господин Ковач.

– Сам дурак, – с опозданием выдала Наташка непонятно в чей адрес.

Молчали двое – Тамара Владимировна и Ромик. Первая, похоже, вообще погрузилась в прострацию, у второго парализовало язык.

– Роман! – сурово окликнула я юношу, и он с готовностью поднял на меня глаза, наполненные тоской. – Ромик! – Жалость не позволила мне продолжать в том же тоне. – Быстро говори название пансионата, в который приобрела путевки твоя мама вместе со своим другом. А заодно место его нахождения.

– Отсидят свое, но, по крайней мере, живыми выйдут, – поддержала меня Наташка.

– Один ты не останешься, – усилила я прессинг. – Мы знаем, что в воскресенье ты ездил с проверкой в этот пансионат и нашел там подтверждение своим подозрениям. По паспортам Татьяны Михайловны и ее приятеля в пансионате проживали совершенно другие люди. Я уверена, что в данный момент произошла замена состава на основной. Ромик! Ты меня слышишь?

Юноша пробубнил что-то не очень внятное – пытался разговорится. Я схватила табуретку и уселась прямо напротив него, скороговоркой излагая стимулы для дальнейшего совершенствования речи паренька:

– Я не зря задала вопрос сеньоре Тамаре о передаче, которую она привезла в четверг твоей бабушке. Она и в самом деле явилась к ней с пустыми руками, не зная, в каком она состоянии и что ей можно принести. При Тамаре Владимировне были только ее покаяние и чистосердечное раскаяние. У твоей мамы, явившейся к Маноло позднее, раскаяние было наигранным, зато фрукты для передачи были напичканы убойной дозой настоящих лекарственных средств, которые и послужили причиной преждевременной гибели бабушки. Маноло отвергла раскаяние обеих, фрукты по ее воле перекочевали к одной из соседок по палате, которая, на свое счастье, так к ним и не притронулась. В воскресенье в холле размораживали второй холодильник, и сердобольная женщина, которой своих запасов девать было некуда, организовала перемещение этой смертоносной передачи в пакет полученный Манолой от сына. Равнодушная смерть вернулась к намеченной ранее жертве.