Марк Смит - Мокруха

Это было незабываемое зрелище. Грустное и трогательное. Грозный парень стоял и смотрел на мертвую руку, будто на пропавшего без вести и вновь обретенного ребенка. Боб пригляделся и увидел слезы у него на глазах. Наконец, заговорил страшный «крестный отец».

– Ходер, тебе, наверно, было больно!

Грозный посмотрел на страшного и ничего не сказал. Только потрогал живой рукой мертвую – сначала пальцы, потом перевернул ее и погладил предплечье, легонько, будто чувствуя собственное прикосновение.

– Дайте выпить!

Парень с косичкой посмотрел на страшного, и тот кивнул. Тогда он достал с кухонной полки бутылку текилы. Однорукий сел, плеснул в стакан текилы и жадно опрокинул в рот.

Боб показал на татуировку женщины, испытывающей оргазм от орального секса.

– Она прекрасна!

Грозный кивнул.

– Это Фелисия.

Боба будто подстегнули. Слова посыпались из него взволнованной скороговоркой.

– Вы хотите сказать, она настоящая? То есть, эта женщина существует? Вы знаете, где она живет? А можно мне с ней познакомиться? У вас есть номер ее телефона?

Все четверо – белый, страшный, грозный и тот, что с косичкой – разом обернулись к Бобу и посмотрели на него, как на сумасшедшего. Но ему было плевать, что они подумали, другого шанса могло и не выпасть, поэтому он продолжал горячо тараторить.

– Вы только посмотрите на нее! Просто посмотрите! Вам доводилось встречать женщину прекраснее, чем она? Это… это… секс-бомба какая-то, честное слово!

Грозный парень разразился хохотом. Это был громогласный, басовитый, радостный смех. Он хохотал так, что слезы выступили на глаза и перехватывало дыхание. Боб ждал, а смех все не прекращался, и ему стало тревожно. Может, он перегнул палку и наговорил лишнего? Наконец, грозный начал справляться с приступом веселья.

– Этот гринго влюбился в Фелисию!

Он налил в свой стакан текилы и подвинул его Бобу.

– Пей!

Боб залпом выпил. Текила обжигала, но как-то приятно. Боб посмотрел на грозного.

– Так вы ее знаете?

Тот окинул Боба серьезным взглядом, опять засмеялся и протянул ему левую руку.

– Амадо!

Так Боб познакомился со всеми – с Амадо, Норберто, Эстеваном и Мартином. У него не было уверенности, что это их настоящие имена, но все-таки Боб почувствовал себя спокойнее. Впрочем, страх тут же обуял его с новой силой. Фальшивые имена означали бы, что в случае обращения в полицию он сообщил бы копам ложную информацию. А если эти четверо не побоялись назваться настоящими именами, то, очевидно, намереваются его убить, зная, что Боб все равно унесет правду с собой в могилу.

Моррис с отчаянным упорством загонял фигурные кусочки на свои места, щелкая мышкой, как завороженный. Он даже не поднял головы, когда прибыла доставка из медицинского центра Сидер-Сайнай. Ее привез мальчишка- латино, который щеголял в висящих на нем джинсах размера на два больше и в футболке с портретом Че Гевары. Он заглянул в экран монитора и презрительно хмыкнул.

– Тетрис?

Моррис не удостоил его взглядом.

– Да знаю, знаю, чувак, игра старая, но интересная!

Но пацан и не думал уступать.

– Ага, мой папаша ее очень любит!

– Чувак, «тетрис» – отличная тренировка для мозга! Играть в нее все равно, что смотреть кино, в котором одновременно происходят автогонки, война с пришельцами и стихийное бедствие.

– Ну, да, конечно. Распишись вот здесь. А потом можешь поиграть в «понг».

Моррис не отводил глаз от экрана.

– Не могу.

– Мне надо заехать еще в кучу мест!

– Погоди минутку!

– Нет!

– Чувак, ну, пожалуйста, потерпи немного!

– Нет!

Курьер помахал клипбордом у Морриса перед лицом, загораживая ему экран. Моррис схватил со стола ручку левой рукой и попытался не глядя поставить свою подпись в нужной графе.

– Здесь?

– Двумя дюймами ниже.

– Здесь?

– Уже теплее.

Моррис накарябал свою фамилию.

– Спасибо, чувак!

– Без проблем!

Мальчишка ушел. Моррис вновь сосредоточился на игре. Ему было невдомек, что минуту назад расписался за получение человеческого зародыша. В стеклянной банке с формалином плавал довольно развитый эмбрион. Моррис не видел ничего вокруг, кроме компьютерного экрана.

Боб уже здорово окосел. Они с Амадо прикончили бутылку текилы и теперь потягивали пиво. Амадо скинул рубашку и давал Бобу живописующие пояснения по поводу каждой татуировки на своем теле. Их было не меньше сотни. Когда Боб высказал в его адрес слова восхищения, Амадо признался, что начал запечатлять тела знакомых женщин в чернилах на собственной коже лишь после того, как отметил первые сто побед насечками на ремне своих джинсов. Боб смотрел на него с благоговением, как на могучего атлета, поставившего невиданный рекорд в очень редком виде спорта.