Наталья Александрова - Много шума из косметички

В ее голове возникла какая-то идиотская мысль насчет Кирилла и этой женщины. Впрочем, учитывая возраст и внешность женщины, мысль была и вправду идиотской.

– Вот интересно! – незнакомка возмущенно запыхтела. – Василий, как тебе это понравится? Ко мне в квартиру припирается какая-то деревенская корова, и она же у меня спрашивает – кто я? Нет, это уже ни в какие ворота не лезет!

За спиной у женщины возник лысый приземистый мужчина в майке и тренировочных штанах. Без интереса взглянув на Веру, он сказал недовольным простуженным голосом:

– Но пампушечка, я тебе говорил – не открывай двери кому попало! Сейчас развелось так много разного жулья… вот Передоновы открыли дверь, и у них вынесли всю сантехнику…

– Но я думала, что это Варвара Степановна, – возразила «пампушечка» и захлопнула дверь. Оттуда еще какое-то время доносились раздраженные голоса, а Вера стояла на лестничной площадке, пытаясь понять, что же произошло.

На всякий случай она взглянула на номер квартиры – может быть, просто ошиблась этажом. Но нет, номер был тот самый, цифра девять, этаж четвертый, уж свой-то собственный адрес она не успела забыть.

В чем же тогда дело?

Она задумчиво побрела вниз по лестнице, вышла из подъезда. В этот самый момент к двери подошла толстая тетка с двумя полными сумками. Вера узнала Римму Платоновну с третьего этажа, отличавшуюся удивительной разговорчивостью и таким плохим зрением, что принимала соседскую черную таксу за черного кота и плевала через плечо, когда такса переходила ей дорогу. Тетка была, в общем, не вредная, но кто-то из соседей прозвал ее Риммой Питоновной.

Вера придержала дверь, чтобы пропустить соседку. Та, однако, не спешила проходить. Уставившись на Веру и явно ее не узнавая, она спросила:

– Это ты, что ли, Лиза? Ты мне меду привезла? Так у меня еще старый не кончился…

– Я не Лиза, – возразила Вера. – Я к Дроздовым приехала из девятой квартиры, а у них какие-то другие люди живут…

Она сама не смогла бы объяснить, отчего не призналась соседке, отчего не сказала прямо, кто она такая… Жизнь с Федором приучила ее к осторожности.

– К Дроздовым?! – В глазах соседки загорелся живейший интерес, она поставила сумки на пол, прочно утвердилась на пороге, готовясь к длинному и увлекательному разговору, и осведомилась: – А ты к ним по какому вопросу?

– Да я не по вопросу, – торопливо открестилась Вера. – Я вообще-то из деревни, Заслонкино наша деревня называется, это под Псковом. Они у меня комнату снимали три года назад, у нас озеро под боком, так они купались, рыбу ловили. Очень хорошие люди. Адрес свой дали, в гости звали. У меня так-то в гости ездить времени нету, а тут я к вам в город по делу приехала – морковь продать и картофель, так вот дай, думаю, зайду, а у них там какие-то чужие люди живут… так вот я теперь думаю – что ли, они мне адрес неверный дали или это я сама перепутала?..

– Ничего ты не перепутала, – зачастила Римма Питоновна. – Правильный у тебя адрес, только они тут больше не живут, Дроздовы-то… – Она вытащила из кармана большой клетчатый платок и вытерла им совершенно сухие глаза, чтобы обозначить скорбь. – Верочка, та вообще умерла!..

– Как?! – воскликнула Вера с совершенно искренним волнением в голосе. – То есть как – умерла?

– Очень даже просто, – вздохнула соседка. – В машине разбилась. Скоро уж год будет, как разбилась. Страшное дело! Машина-то мало того, что разбилась, так еще и взорвалось там что-то…Так Верочка обгорела – муж ее еле опознал!

– Муж опознал? – машинально переспросила Вера.

– Ну да! Страшное, говорил, дело, в закрытом гробу хоронили, потому как смотреть на нее невозможно! Уж он так горевал, так горевал! Потому и квартиру эту продал – не хочу, говорит, здесь больше жить, потому как все мне здесь мою Верочку напоминает!

– Давно продал? – спросила Вера, вспоминая свою спальню в японском стиле, черные лаковые шкатулочки, низкую кровать, покрытую покрывалом в иероглифах, две большие керамические вазы, на которых японки в нарядных кимоно смотрелись в зеркало, расчесывая длинные волосы, сидели у пруда с кувшинками и любовались цветущей сакурой.

– А как сорок дней прошло, так сразу покупатели и стали ходить-смотреть, – без запинки ответила Роза Питоновна. – Я, говорит, у Веры на кладбище прощения за все попросил, она согласилась, потому как сил нет в этой квартире жить без нее! Денег на похороны не пожалел, я-то не была, а люди сказывали, что гроб выбрал самый дорогой… К маме ее, на Серафимовское…