Ольга Степнова - Леди не по зубам

– О чём?! – Гаспарян всё же открыл глаза и посмотрел на нас страдальчески и непонимающе.

– О жизни. О любви. О твоём здоровье и твоей прожорливости.

На кухне, как две капли воды похожей на прежнюю, Бизя снова поколдовал над джезвой и поставил её на газ. Аромат молотого кофе наполнил маленькое помещение. Он был из другой жизни – размеренной и спокойной, где утро обещало только удачный день, только хорошие события и исключительно приятные встречи.

– А при чём тут моя прожорливость? – спросил Ганс, окончательно просыпаясь.

– Гансик, ты как в последнее время себя чувствуешь? – елейным голосом начала я допрос.

Гаспарян уставился на меня огромными чёрными глазищами, в которых была бездна наивности и детского желания ответить взрослому то, что от него требуется, но что именно требуется, Ганс не знал.

– Не знаю, вроде бы нормально я себя чувствую. А… как я должен себя чувствовать? – подобострастно спросил он, переводя взгляд с меня на Бизона. – Как?!

– Помнишь, ты в автобусе сухофруктов поел? – издалека начала я.

– Помню. Хорошие сухофрукты были, не хуже чем у нас в Армении.

– Когда ты их ел, ты не заметил ничего необычного? Привкус какой-нибудь, посторонние… включения?

– Не, ни фига не заметил. А нужно было заметить?

– И ничего не изменилось в твоём самочувствии? – Я участливо взяла его за руку.

– Ой! – Гаспарян сошёл с лица, помял свой живот, потёр виски, схватился за пульс и, судя по шевелению губ, начал его считать. Кажется, зря я взяла такой сочувственный тон разговора. Как все качки, Ганс был чересчур мнителен в отношении своего здоровья. Сейчас он такого напридумывает про своё самочувствие, что отличить правду от вымысла будет практически невозможно.

– Ой, а что, сухофрукты несвежие были? Или отравлены?! А я-то думаю, отчего у меня голова в последнее время кружится и во рту привкус металла! – Он высунул язык и, сведя глаза к переносице, начал его рассматривать.

Я не выдержала и рассмеялась.

– Я не умру? – плаксиво спросил Гаспарян.

– О господи!! – схватился Бизя за голову. – Ещё один умирающий!! Я этого больше не вынесу!

– А кто ещё? Кто ещё умер-то?! – вскочил Ганс.

– Думай, что говоришь, – постучала я себя по лбу, обращаясь к Бизону. – Гансик, сядь, успокойся, никто не умер и даже не заболел! Просто в тех сухофруктах были такие штучки… такие штучки… которые стоят… которые ищут…

– Думай, что говоришь! – возмущённо покрутил у виска пальцем Бизя. – Просто, парень, ты хватанул лишнего с этими сушёными плодами. Но если ты хорошо себя чувствуешь, значит, ничего страшного!

– Тогда почему вы называете меня Гансик? – Гаспарян сел и с отчаянным выражением лица опять начал прощупывать свой живот. – Почему Гансик?! Гансиком меня называла бабушка, когда меня укусила змея, и все думали, что я умру! У меня тогда температура подскочила под сорок, тошнило, и голова болела!! Что было в сухофруктах?! Говорите быстрее, я бабушке позвоню, она все болезни лечить умеет! – Гаспарян явно впал в панику, он бледнел с каждой секундой всё сильнее, голос его дрожал, а на шее беспокойно затрепетала жилка, выдавая бешеный пульс.

Кофе опять сбежал, с шипением залив голубое пламя густой коричневой массой. Хмуро посмотрев на грязную печку, Бизя упрямо повторил манипуляции с джезвой – налил воды, засыпал молотый кофе и опять поставил волшебное варево на огонь.

– Бабушки мне только ещё не хватало, – проворчал он и беззаботно добавил: – Ганс, клянусь, мы не знаем, что было в сухофруктах, но если с тобой до сих пор ничего не случилось, то…

– Как это не случилось! – заорал Гаспарян. – Говорю же, голова кружится и привкус металла!

– Так, спокойно! – Я шарахнула по столу ладонью. – Про привкус и голову ты только что придумал, когда я спросила тебя про здоровье! С тобой всё в порядке и точка! Несмотря на то, что ты, как говорит Глеб Сергеич, «хватанул лишнего». Давайте думать логически. Ты когда ешь, хорошо жуёшь?

– Не, практически не жую, особенно когда нервничаю. А тогда я нервничал, будь здоров…

– Отлично. Значит, ты как крокодил, мог заглотнуть что-то маленькое и не очень съедобное, так?

– Так, – обречённо кивнул Гаспарян.

– Сколько времени проходит обычно от приёма пищи до… до её…

– Эвакуации, – подсказал Бизя, нависая над кофе и пристально наблюдая, как над узким горлышком джезвы поднимается светлая пена.

– Да, эвакуации! – обрадовалась я нейтральному слову.

– У кого как, – с видом знатока заявил Бизя и – подхватил, подхватил-таки! – джезву до того, как кофе извергся на наглые языки пламени. – Бывает, что сутки, бывает, что двое, а у некоторых индивидуумов иногда и неделя проходит!